доктор? и этот, бля - доктор

@темы: Кино

---

смотрю невыносимо скучный фильм "горец: исток"

слегка веселят фразы вроде "митос, сделай что-нибудь, ты же врач"

(это для тех, кто в курсе, что уингфилд был гинекологом)



почему у маклауда глаза накрашены, как у томаса андерса?







почему у сотрудника ватикана такая модная прическа?











почему главная героиня так похожа на катю гусеву?











я была уверена, что это она, пока девушка не повернулась в профиль







а гинеколог постарел







пс

ничего более тупого я давно не видела

@темы: Кино

---

бог мой, какие костюмы

@темы: Кино

---

бывает чукотское телевидение (когда на экране что-то показывают и ровно то же рассказывают за кадром. для тупых)

а бывает чукотская журналистика. с полным описанием сцен и диалогов

а на лицо девушки посмотрите. не только у нас такие люди работают в журналах

@темы: хаус

---

удивительно ленивые у меня читатели

на вопрос о торрентах ответили единицы. остальные ждут, когда им принесут все в клювике

ну вот. приношу



(италик - файлохранилища (рапида и компания)

болд - платно

зачеркивание - на момент тестирования не грузится)



http://www.warex.ru

http://www.capa.ru

http://multiki.arjlover.net

http://EmulTriX.com

http://www.gerz.ru

http://www.kinokabra.ru

http://Webpirat.ru

http://losharik.net/

http://www.binural.ru

http://nk-team.net/

http://www.creep.ru

http://nnm.ru/

http://www.sharelita.com (осел)

http://komar.net.ru (но можно смотреть онлайн)

http://kinoshara.com/

http://www.zevel.ru (осел)

http://realizers.qps.ru

http://www.kinoarhiv.com (осел)

http://www.emultrix.com

http://ftp.perm.ru/?path=/pub/video%...

http://www.sharereactor.ru/

http://xgran.net/

http://www.senatorinfo.com/ + осел

http://torrents.ru/

http://www.datacd.ru/ осел

http://emule.dreamprogs.ru/ осел

http://mediablok.com/

http://www.bestwarez.ru/

http://nk-team.net/

http://www.proportal.info/

http://rurez.ru/

http://www.filmovnet.ws

http://www.r-i-p.info/ осел

http://downloadz.ru/ есть как бы бесплатные каналы, но реально рассчитывать на них глупо

http://www.vrn.org.ru/

http://www.pokaza.net/ онлайн

http://xgran.net/

http://netlab.e2k.ru/ осел РЕДКОСТИ

http://komap.net.ru/ + онлайн

http://www.filmplus.ru/

http://fonarik.tv/ УДИВИТЕЛЬНЫЕ РЕДКОСТИ

http://kpnemo.ru/





список составляла не я. он, типа, анонимный.

@темы: Для памяти, Кино

---

и еще один

100 великих авантюристов



Автор-составитель И.А. Муратов







Томас Эдвард Лоуренс







(1888 — 1935)











Британский разведчик. Окончил Оксфордский университет. В начале первой мировой войны молодой археолог был завербован британскими секретными службами. В 1916 году его внедрили в ряды арабских повстанцев. Благодаря своим приключениям стал человеком-легендой, "Лоуренсом Аравийским ". Автор книг "Восстание в пустыне " и "Семь столпов мудрости ". Погиб в результате несчастного случая.







Тот вечер выдался особенно душным в Каире, и гости, собравшись на очередной дипломатический раут, который устроил шеф британской военной миссии — Арабского бюро — генерал Клейтон, с нетерпением ожидали того момента, когда можно будет покинуть отель, не обидев хозяина приема







Англичане и французы, присутствовавшие на рауте, были союзниками в только что вспыхнувшей мировой войне.







Маркиза Маргерит д'Андюрэн, неизменно вызывавшая восхищение мужчин не только своим шармом, но и весьма легкомысленным отношением к святости брака, была в тот вечер чем-то сильно озабочена. На прием она пришла без мужа Впрочем, маркиз Пьер д'Андюрэн, преподнесший своей жене не только титул, но и весьма приличное состояние, давно уже махнул рукой на ее шалости. Война застала их в Египте во время свадебного путешествия, и маркиз не очень торопился возвращаться в родные пенаты. Маргерит тоже не торопилась в Париж, поскольку коллекция ее поклонников пополнилась еще одним, на сей раз молодым английским офицером







Белокурый, голубоглазый молодой человек стоял в углу зала, держа в руке фужер с сельтерской, в котором плавали кусочки льда. Потом со скучающим видом подошел к ней, церемонно поклонился и, тихо шепнув: "Я жду вас в номере на втором этаже", вышел из зала



...Это было самое странное свидание в богатой любовными приключениями жизни Маргерит. Офицер сказал очень просто, как будто они были знакомы много-много лет "Моя дорогая маркиза, помогите Британии. Нам крайне необходимо, чтобы вы познакомились с Саид-пашой. Завтра вас примет генерал Клейтон. Мы не останемся в долгу Согласны"



Нет, она не могла устоять перед странной, гипнотизирующей обворожительностью его голоса и согласилась. Через несколько месяцев маркиза Маргерит д'Андюрэн стала любовницей одного из вождей арабских племен и начала поставлять необходимую информацию Военный разведчик Лоуренс получил из Лондона благодарность за очередную вербовку...







Лоуренс был незаурядным военным разведчиком Он прекрасно знал арабский язык и наречия многих бедуинских племен, изучил не только их быт и нравы, но и религию. Еще до начала первой мировой войны он исколесил практически всю Аравию, установил тесные связи с вождями наиболее крупных арабских племен, знал их слабые стороны, что и позволило ему выдвинуться в первые ряды организаторов арабского восстания



Томас Эдвард Лоуренс родился 15 августа 1888 года в Северном Уэльсе. Его отец Томас Чапмен, ирландский землевладелец, сбежал с нянькой своих детей Сарой Лоуренс, оставив жену, четырех детей и большую часть своего состояния. Он взял ее фамилию. После длительных скитаний по Шотландии и Британии семья осела в Оксфорде Когда родился сын, жили они довольно бедно.



"Школа, — писал Эдвард впоследствии, — была бесполезным и отнимавшим много времени занятием, которое я ненавидел от всей души" Уже тогда он увлекался историей. В университете Лоуренс написал дипломную работу на тему "Влияние крестовых походов на средневековую военную архитектуру Европы", которая была отмечена первой премией Высокая оценка работы Оксфорда была не случайной. Прежде чем сдать диплом, Лоуренс побывал в Сирии, где изучил все известные доселе развалины замков крестоносцев



Проучившись год, Лоуренс поступил в университетский стрелковый клуб и офицерский кадетский учебный корпус.







"Моя бедность, — писал Лоуренс в мемуарах, — позволила мне изучить те круги людей, от которых богатый путешественник отрезан своими деньгами и спутниками. Я окунулся в самую гущу масс, воспользовавшись проявлением ко мне их симпатий... Среди арабов не было различия ни в традициях, ни этнических различий, за исключением неограниченной власти, предоставленной знаменитому шейху. Арабы говорили мне, что ни один человек, несмотря на его достоинства, не смог бы быть их вождем, если бы не ел такой же пищи, как и они, не носил бы их одежды и не жил бы одинаковой с ними жизнью". Культуру древних и жизнь современных арабов Лоуренс изучал не один. Им руководил известный археолог профессор Хоггарт, человек, сыгравший не последнюю роль в резком повороте судьбы подававшего большие надежды молодого историка Дело в том, что Хоггарт был профессором не только археологии, но и в шпионаже, которым занимался долгие годы, работая на британскую разведку. Готовясь к мировой войне, Англия постоянно держала на границе Турции с Египтом ту или иную "экспедицию", которую неизменно возглавлял профессор Хоггарт. Известный английский писатель Р. Олдингтон не без иронии замечает' "Так как честность — лучшая политика, было принято решение произвести топографические съемки, прикрываясь археологической экспедицией, в составе которой был и Лоуренс, направленный на Синай по требованию военного министерства"







Лоуренс проработал бок о бок с профессором Хоггартом с 1910 по 1914 год, неоднократно выезжал по его заданиям в Сирию и Палестину для сбора необходимой британской разведслужбе информации и установления перспективных контактов. Начав военную карьеру в географическом отделе военного министерства, Лоуренс перешел затем в филиал Интеллидженс сервис, постоянно действовавший в Каире под названием Арабского бюро, которое с началом первой мировой войны превратилось в координационный центр английской секретной службы на Арабском Востоке.







Английскими и неанглийскими историками исписаны не одна сотня страниц, посвященных тому, как Лоуренс стал незаменимым человеком в свите саудовского короля Хуссейна, а затем вторым "я" одного из его сыновей — Фейсала, под властью которого находились многие племена. Удачно брошенный лозунг объединения арабов для борьбы с Турцией, воевавшей в союзе с Германией против Антанты, позволили Фейсалу — Лоуренсу поднять восстание среди местного населения, сплотить его и создать вполне боеспособную армию, состоявшую из диверсионных отрядов, которая доставляла много неприятностей регулярным турецким войскам. До самых последних дней войны полковник Лоуренс находился при армии Фейсала в качестве официального военного советника и офицера связи арабского фронта со ставкой английского командования на Среднем Востоке. Время от времени меняя мундир офицера британской армии на арабские одеяния, а бронемашину на верблюда, Лоуренс вел свою армию в бой против грозных турецких соединений — и побеждал.







Арабы верили Лоуренсу, потому что он был ловким актером, умевшим завоевывать доверие вождей, получать власть над территориями и людьми, "без расточительства" подкупать шейхов, маскироваться и играть свою роль в "чужом театре", не зная отдыха, с риском для жизни, но всегда безошибочно.







В многотомном труде "История шпионажа", выпущенном итальянским институтом "Агостини", посвящено немало страниц "Лоуренсу Аравийскому", в частности, там говорится: "Только в лоне Арабского бюро Лоуренс смог до конца раскрыть свой талант авантюриста. Он был по-лисьи хитер, дьявольски ловок, не считался ни с кем и плевал на начальство, чем восстановил против себя почти весь британский генеральский штаб. Только небольшая группа экспертов ценила его поистине энциклопедические знания и умение вести дела с арабами. Лоуренс знал, что у него имеются влиятельные друзья в Лондоне. Поэтому он, не стесняясь, гнал от себя тех, которые мешали ему или просто не нравились ему. Самоуверенный и дерзкий, мечтательный и надменный, Лоуренс в двадцать лет стал офицером отделения Интеллидженс сервис в Каире, лучше всех изучил арабов и имел наиболее широко разветвленную и хорошо организованную агентурную сеть на территориях, занятых турками. Замкнутый, тщеславный, обожающий преклонение перед собой, он был храбр перед лицом опасности и авантюристичен до предела. Лоуренс превратился в настоящего кочевника, носил одежду бедуинов, прекрасно ездил на верблюдах, был неприхотлив в еде, легко переносил жару и жажду и превратился в конце концов в руководителя арабских повстанческих отрядов, которые весьма эффективно боролись против турок. Он был похоронен в лондонском соборе святого Павла среди британских военных героев и артистических знаменитостей".







Майор Стэрлинг, один из офицеров связи со штабом британских войск, вспоминал: "Прибыв в Абу-Эль-Лиссал, я нашел Лоуренса, только что возвратившегося из успешного набега на железную дорогу, в его палатке сидящим на великолепном персидском ковре, добытом из какого-то турецкого поезда. Он был одет, как обычно, в белые одеяния с золотым кинжалом Мекки за поясом. Снаружи, развалившись на песке, находилось несколько арабов его охраны, занятых чисткой винтовок... Охрана была весьма необходимой предосторожностью, так как голова Лоуренса была оценена в 20 тысяч фунтов стерлингов, а арабы являлись вероломным народом, пока они вам не присягнули и пока они не получают денежного вознаграждения. Любой человек из охраны Лоуренса с восторгом отдал бы за него жизнь... Что же позволяло ему властвовать и держать в своем подчинении арабов? На этот вопрос ответить трудно. Арабы отличаются своим индивидуализмом и дисциплине не подчиняются, но, несмотря на это, любому из нас было достаточно сказать, что Лоуренс хочет, чтобы то или другое было сделано, и это делалось. Каким образом он приобрел себе такую власть над ними? Частично это может быть объяснено тем, что Лоуренс прикидывался сторонником освободительного движения арабов. Последние поняли, что он оживлял их дело, что он стоял наравне с шейхами или потомками пророка, что эмир Фейсал обходился с ним как со своим братом, как с равным, что он, по-видимому, обладал безграничным запасом золота, а средний араб является самым продажным человеком..."



В апреле 1920 года в Сан-Ремо состоялось совещание союзников Антанты. Под давлением Франции Англия вывела свои войска из Сирии, и французы заняли Дамаск, куда в сентябре 1918 года с небольшим отрядом арабов на верблюдах первым вошел Лоуренс, воспользовавшись отступлением турок. Лучший "друг" англичан Фейсал, свергнутый с трона, осыпал проклятиями своего вероломного "брата" полковника Лоуренса.



Но удача сопутствовала ему далеко не всегда. Во время шпионской миссии в городе Дераа, железнодорожном узле между Амманом и Дамаском, Лоуренс был схвачен, избит и изнасилован турецкими солдатами губернатора Хаким Бея. В книге "Семь основ мудрости" Лоуренс писал о том, что с ним произошло: "Этот человек при помощи своих охранников жестоко выпорол меня, а затем, когда я был совершенно сломлен, они принялись омерзительно развлекаться со мною".



Существует мнение, что Лоуренс окончательно порвал с Интеллидженс сервис и удалился от практических дел, потому что был глубоко оскорблен тем, что англичане не выполнили обязательств перед арабами. Но есть и более прозаичное объяснение: Лоуренс как военный разведчик выполнил поставленную задачу и занялся другими делами.



В 1921 году Уинстон Черчилль, возглавлявший министерство по делам колоний, предложил ему пост политического советника в новом управлении по делам Среднего Востока. Когда возник вопрос о вознаграждении, Лоуренс запросил тысячу фунтов в год. Черчилль, заметив, что это была самая скромная просьба, с какой к нему когда-либо обращались, назначил новому советнику денежное содержание в сумме 1600 фунтов стерлингов.



На конференции в Каире в марте 1921 года Лоуренсу удалось убедить Черчилля посадить на трон Ирака изгнанного из Сирии Фейсала. Таким образом, полковник оплатил свой старый долг бывшему "брату". После этого Лоуренс подал в отставку и, несмотря на уговоры Черчилля, оставил министерство по делам колоний. В августе 1922 года он неожиданно поступил рядовым в британский воздушный флот под фамилией Росс Сам Лоуренс мотивировал это следующим образом: "Каждый должен или сам поступить в авиацию, или помогать ее развитию".







Маршал авиации, командующий вооруженными силами Хью Тренчард послал начальнику личного состава ВВС распоряжение: "Настоящим постановляю, что полковнику Т. Э Лоуренсу разрешено поступить на военную службу в английские военно-воздушные силы в качестве рядового авиатехника под именем Джона Хьюма Росса до получения от него какой-либо информации или его просьбы об увольнении". Однако Лоуренс не смог сохранить свое инкогнито. Примерно через шесть месяцев службы его признал один из офицеров, который считал полковника своим старым врагом. Он передал эти данные газетам за небольшое вознаграждение. После этого английская разведка решила отправить его подальше, где скандал с разоблачением мог быстрее угаснуть. Лоуренса вновь перекрестили в бортмеханика Шоу и священнослужителя Пир-Карам-шаха. Первый титул предназначался для общения с англичанами, а второй —для индусов: его послали в Индию, в приграничный поселок-форт Мирам-шах, близ Афганистана.







В то время на афганском престоле сидел эмир Аманулла, он по своей доброй воле решил провести в стране некоторые социальные реформы. Это не понравилось Лоуренсу. Было решено любыми средствами сорвать планы Ама-нуллы, убрать его с престола и заменить послушным эмиром. Одним из главных исполнителей этого плана и стал Лоуренс — Пир-Карам-шах.







Прибыв в форт Мирам-шах, Лоуренс стал наводить "мосты" с Кабулом. В средствах он не был стеснен, ему разрешили подкупать и перекупать продажных мулл, бандитов, которые постоянно переходили в этих приграничных районах из Индии в Афганистан и наоборот.







Лоуренс узнал, что бывший бухарский эмир Сеид Алим-хан поселился под Кабулом и ведет торговлю каракулем с Лондоном. У него есть самые достоверные сведения о действиях басмачей, которым он подкидывает деньги, вырученные от сбыта шкурок каракуля. Кроме того, еще одно привлекло Лоуренса. Бывший эмир Бухары имел надежную связь с Бачайи Сакао. Этот головорез был настолько жесток и беспощаден, что убил собственного отца, жену, муллу... Лоуренс решил, что о лучшем союзнике можно лишь мечтать. С помощью Бачайи Сакао Лоуренс решил дискредитировать все начинания эмира Амануллы, а затем прибрать к рукам всю власть в Афганистане через своих лиц. Но найти сразу Бачайи Сакао не удалось. Бандит грабил караваны где-то в горах и старался не показываться возле населенных пунктов. Иногда он переходил границу и проводил в кутежах целые недели под Пешаваром. Наконец Бачайи Сакао все же был представлен Лоуренсу. Зная хищный нрав разбойника, Пир-Карам-шах сразу пошел ва-банк: если Сакао поможет ему сбросить Амануллу, он, Пир, гарантирует ему кабульский трон.







"Что в первую очередь надо сделать? — наставлял бандита Лоуренс. — Развернуть среди населения агитацию против реформ Амануллы. Идеи, которые могут вызвать недовольство людей, состоят в следующем. Во-первых, Аманулла отвергает ношение чалмы, которая узаконена пророком. Он хочет, чтобы все носили шляпы. Во-вторых, Аманулла отвергает исламские одежды, которые носили предки афганцев. Он отдал распоряжение всем женщинам снять чадру. В-третьих, он повелел женщинам и девушкам ходить в школы. Он решил, что мужчинам необязательно носить усы и бороду. В-четвертых, он усматривает добро в пренебрежении к религии. Аманулла отправляет наших жен за границу учиться хорошим манерам, что противоречит установленному. В-пятых, он хочет, чтобы мы лечились у врачей. Он уничтожил лунное летоисчисление .."







Бачайи Сакао воспринял этот инструктаж как приказ действовать. Через неделю-другую начались бунты, выступления с оружием в руках против правительства



Одновременно Пир-Карам-шах распространил через своих агентов сфабрикованные фотографии полуголых девиц, внешне похожих на афганских женщин, сидящих на коленях у мужчин. Подпись под фотографиями гласила: "Вот как эмир Аманулла исполняет святые веления пророка и священного шариата о том, что никто не имеет права показывать чужим мужчинам свою жену".



Это вызвало бурю гнева во всех уголках Афганистана. В Лондоне были довольны. В одном из посланий Лоуренс писал: "Только что распространил по стране заявление нижеследующего содержания от имени всех правоверных: "Мы, все мусульмане, устраняем Амануллу от царствования над нами и признаем себя согласно божьему велению и указаниям великого пророка истинными подданными эмира Бачайи Сакао. Мы добровольно признаем его правителем Кабула... Да не останется в живых тот, кто не хочет вечности для падишаха. С наилучшими вестями и пожеланиями Пир-Карам-шах".



Последняя фраза: "с наилучшими вестями и пожеланиями" — служила кодом. Немедленно подняв со своих аэродромов в Индии военные самолеты, английское командование направило их на территорию Афганистана. Некоторые боевые машины долетали до самого Кабула. А под шум авиационных моторов Бачайи Сакао уже вел тайные переговоры с британским послом в Афганистане Хэмфрисом. Британская газета "Дейли мейл" 28 февраля 1929 года сообщила: "Хэмфрис помог Бачайе Сакао встать у власти". Вполне понятно, что главным действующим лицом всей этой авантюры был не Хэмфрис, а полковник Лоуренс.



Бачайи Сакао захватил Кабул и провозгласил себя эмиром Афганистана. Действуя по указанию Пир-Карам-шаха, Бачайи Сакао развернул бурную антисоветскую деятельность. Лоуренс же прекрасно понимал, что трон Бачайи Сакао непрочен, и в феврале 1929 года он вернулся в Лондон. Именно тогда члены лейбористской партии послали запрос в английском парламенте относительно "похождений Лоуренса на границах Афганистана".



Лоуренс решил поставить точку в своей авантюристической биографии. Решил заняться словотворчеством.



Его перу принадлежат две книги: "Восстание в пустыне" и "Семь столпов мудрости". Свою афганскую авантюру он не успел воплотить в книгу.



...Вечером 19 мая 1935 года мощный мотоцикл мчался на полной скорости по извилистому переулку деревушки Дорсет. Ездок был в восторге от скорости, от почти чувственного возбуждения. Меньше чем за минуту машина промчалась от его домика до армейского лагеря. Он заглянул на почту и отправился в обратный путь. Подъезжая к своему дому, мотоциклист резко свернул в сторону, чтобы не налететь на мальчишек на велосипеде, вылетел из седла и ударился головой о край тротуара. Свидетели подоспели на место происшествия уже тогда, когда мотоциклист был при смерти. Им оказался сэр Томас Эдвард Лоуренс, 47 лет.. Через семь дней, не приходя в сознание, он умер в местном госпитале. Куда спешил бывший английский военный разведчик? Из некоторых источников известно, что за день до катастрофы Лоуренс получил от одного из своих друзей письмо, в котором тот предложил ему организовать встречу с Гитлером Обдумав это предложение, Лоуренс помчался на почту (он жил за городом), чтобы отправить срочную телеграмму о своем согласии на встречу. На обратном пути с мотоциклом произошла авария. Известно также, что незадолго до смерти Лоуренс завязал тесные отношения с английскими фашистами и их фюрером Освальдом Мосли.







Неделю спустя десятки людей заполнили крошечную местную церковь в Моретоне, чтобы проститься с ним. Здесь были генералы, известные литераторы и даже сам Уинстон Черчилль, больше знавший авиатора Шоу как полковника Лоуренса Аравийского.







Так кем же был полковник Лоуренс?







Сам о себе Лоуренс однажды сказал так: "Я, в общем-то, похож на ловкого пешехода, который увертывается от автомобилей, движущихся по главной улице".



картинок больше не осталось

@темы: История

---

еще лоуренс

на этот раз из каравана историй



как водится в этом издании,

В глазах потемнело, он услышал хруст собственных костей

Автор: Алексей Филиппов



Сайт: People's History



Статья: "Караван историй", июнь 2000



Первая мировая война закончилась совсем недавно, и пришелец был одной из ее легенд: Томас Эдвард Лоуренс, в прошлом историк и археолог, возглавил восстание кочевых арабских племен, в пух и прах разгромил несколько сражавшихся с британцами турецких армий и стал Лоуренсом Аравийским. За два с небольшим года "временный лейтенант-переводчик стал полковником, а Англия сохранила десятки тысяч солдатских жизней и миллионы фунтов - теперь победитель должен был получить то, что ему причиталось.



Покинув кабинет, они пошли но дворцовым коридорам: впереди - стража в средневековых костюмах, за ней - военный министр, невысокий и невзрачный герой замыкал шествие. Король - осанистый мужчина в генеральском мундире, с ухоженными бакенбардами и орденской лентой через плечо обнажил меч: Томас Эдвард Лоуренс должен преклонить колени и встать с земли уже сэром рыцарем и кавалером ордена Бани. Сквозь цветные витражи лилось солнце, сиял начищенный паркет, тускло поблескивала настенная резьба, сверкало оружие, искрились позументы парадных мундиров... Сцена была торжественной настолько торжественной, насколько гнусно выглядело то, что произошло несколько месяцев спустя в одном из захолустных армейских гарнизонов.



Рядовой Росс был самым нескладным солдатом во всем батальоне. Неуклюжий недомерок - в придачу ко всем недостаткам ему было под тридцать, и на фоне юных новобранцев он смотрелся странно. Тот, кто завербовался в армию, должен знать, на что идет, - и солдат Росс терпеливо сносил издевки товарищей и брань двадцатидвухлетнего лейтенантика. Он был рассеян, и взыскания сыпались на него постоянно - Росс неделю драил солдатские уборные, и его форма насквозь провоняла нечистотами. Товарищи по казарме не пожелали этого терпеть: ночью ему устроили "темную" и сломали ребро. Не успел Росс выйти из госпиталя, как лейтенант учинил тупице очередной разнос - ослы должны работать в каменоломнях, а не служить в танковых войсках Его Величества Георга Пятого.



Росс, позорище батальона, слушал офицера вытянувшись по стойке "смирно". Листок, выпавший у него из кармана, окончательно вывел лейтенанта из душевного равновесия: он подхватил письмо, прочел первые строчки вслух - и оторопел. Красный как рак командир уставился на сохранявшего бесстрастную мину солдата: владелец престижного журнала "Бель-летр" предлагал "дорогому полковнику Лоуренсу" место главного редактора! Даже без году неделя окончивший Сандхерстское училище лейтенантик твердо знал, что полковник Лоуренс в британской армии только один...



Первая мировая, закончившаяся несколько лет назад, развенчала миф о героях. Десятки миллионов человек, с головой зарывшихся в загаженные траншеи, четыре года поливали друг друга свинцом, травили ядовитыми газами, и теперь никто не мог o6ъяснить выжившим, ради чего, собственно, все это делалось. Лоуренс Аравийский остался единственным героем этой бойни - героем в прежнем, овеянном романтикой конных атак духе. Благодаря ему бывшие подданные турецкого султана получили тень свободы, а Первая мировая - хоть какое-то моральное оправдание: турецкие провинции, где чиновники султана творили все что им вздумается, стали полунезависимым европейским протекторатом.



Лейтенант таращил глаза и не понимал, что ему делать (офицер не должен показывать подчиненному, что он растерян, но может ли лейтенант считать своим подчиненным завербовавшегося в рядовые полковника?). Он был не одинок: все, кто пытался распорядиться судьбой Лоуренса Аравийского, рано или поздно испытывали такое же изумление.



Его Королевское и Императорское Величество Георг Пятый широко раскрыл монарший рот - во время дворцовой церемонии Лоуренс отверг и орден Бани, и рыцарское звание. ("Я стыжусь той роли, за которую получил эти ордена. От имени Англии я давал известные обещания, и они не выполнены - быть может, мне еще придется сражаться с Вашим Величеством!") У министра колоний округлились глаза - Лоуренс блестяще выполнил несколько его поручений, спас Англию от небольшой колониальной войны и сэкономил бюджету около двадцати миллионов фунтов, но от кресла статс-секретаря министерства отказался. ("Я не смогу принять ваше предложение: Лоуренс Аравийский обязан им своей не вполне заслуженной известности, а для Томаса Лоуренса это сродни моральной проституции".) Издатель Лоуренса схватился за голову: свою книгу, которая превратила бы автора в миллионера тот издал за собственный счет, на веленевой бумаге с рисунками, сделанными от руки, тиражом в 500 экземпляров - и это разорило его подчистую.



Лоуренс пробовал преподавать, жил еле сводя концы с концами, а интерес к нему все возрастал, и журналисты не уставали писать о подвигах и странностях Аравийца. Затем он куда-то исчез и объявился в захолустной воинской части в качестве рядового Джеймса Хьюма Росса. Широкая публика была заинтригована, одни считали его странным, другие - сумасшедшим. Мать полковника Лоуренса, Сара знала: ее сын - гений.



"Он был гением", - так она и сказала в конце тридцатых годов в Брайтоне, на торжественной церемонии, посвященной памяти ее Неда. Служба Лоуренса-Росса в танковом полку к этому времени забылась. С тех пор он успел послужить в авиации на афганской границе под именем рядового Шоу (Бернард Шоу был для него кем-то вроде приемного отца), сделать один из Лучших в Англии прозаических переводов Одиссеи и разработать ряд важных усовершенствований для торпедных катеров. Об этом говорили те, кто его знал в последние годы. А ветераны войны в пустыне рассказывали о Лоуренсе-полководце: свой знаменитый план партизанской войны он обдумывал на хорошем древнегреческом языке - ведь единственными военными авторами, которых признавал выпускник Оксфорда, были Юлий Цезарь и Ксенофонт...



Бывший начальник Королевских воздушных сил, маршал авиации Монтэгю Тренчард, барон Вольфтонский, сказал: "Лоуренс - это Англия", а Черчилль произнес в его честь целую речь.



- Продлись мировая война на год дольше, - говорил он, - Лоуренс мог бы вступить в Константинополь во главе объединенных племен Малой Азии и Аравии. Так могла бы осуществиться мечта молодого Наполеона: вряд ли Лоуренсу недоставало какого-либо из качеств, необходимых для покорения мира. Но враг капитулировал - и он остался не у дел, нелепый, как доисторический монстр, что выброшен на берег отступившей волной. Сколь бы Англия ни нуждалась в подобных ему, второго такого человека ей увидеть не суждено...



Оратор договорил, поднял бокал и сел; присутствующие присоединились к тосту. Светило скупое английское солнце, брайтонские домики, сложенные из изъеденного временем камня, обвивал зеленый плющ: друзья благодарили мать героя, маленькую, энергичную и, по словам Черчилля, "чертовски гордую сыном" женщину. Картина выглядела идиллической.



Ее сын родился в 1888 году; в 1935-м он на полной скорости вынырнул из-за поворота сельской дороги на мощном мотоцикле, увидел впереди двух мальчиков-велосипедистов, круто вывернул руль - и скончался в местной больнице, так и не придя в сознание. С тех пор над его загадкой бьется не одно поколение писателей и историков: поступки их персонажа алогичны, характер необъясним, в биографии слишком много пробелов. А Сара Лоуренс могла бы многое объяснить тем, кого привлекала личность Аравийца, - если бы захотела, если бы понимала, что сомнения и страхи Неда, вся его судьба вылеплены материнскими руками.



В 1879 году она, воспитанница священника, дочь корабельного плотника и умершей от цирроза печени алкоголички, сошла на берег Ирландии. Ее ждало место гувернантки в доме богатого землевладельца Томаса Чэпмена. Полдня тряски в старом шарабане - и Сара увидела длинный дом из серого камня, набитые пшеницей амбары, конюшни с чистокровными лошадьми, поселок, где жили полуголодные арендаторы, на чем свет стоит клявшие хозяина поместья и его жену, сварливую Эдит Чэпмен, браком с которой Бог покарал сквайра за все, в чем его упрекали.



Мистер Чэпмен принадлежал к старинной земельной аристократии - его дед был баронетом, со временем он должен был унаследовать этот не самый громкий в феодальной иерархии, но все же достаточно почетный титул. Впрочем, на блестящего аристократа сломленный, спивающийся, обрюзгший Томас Чэпмен походил мало. Помещик был добр, но безволен, и жена запилила его до потери человеческого образа.



Хозяйка круглые сутки воспитывала своих пятерых дочерей, мужа и его арендаторов - делом жизни леди считала обращение местных католиков в истинную, англиканскую веру. Она походила на одетую в дорогое платье швабру, а у Сары было свежее личико, живые голубые глаза и крохотные, как у ребенка, руки и ноги. Нянька стала домоправительницей, затем любовницей господина, а когда миссис Чэпмен об этом проведала и устроила мужу скандал, девушка сумела постоять за себя - сквайр оставил так и не давшую ему развода жену и начал новую жизнь. Мистер Чэпмен превратился в мистера Лоуренса: из Ирландии парочка перебралась в Англию и поселилась там под видом живущей в законном браке семьи. Сара добилась того, чего хотела, и была счастлива - но ощущение тяжелого, непоправимого греха осталось с ней на всю жизнь.



"Пожалеешь хворостинку - испортишь ребенка": все пять ее сыновей воспитывались в большой строгости, вдали от девочек, театра, танцев и прочих греховных удовольствий, в сознании долга, под строгим присмотром мамы (та была уверена, что таким образом искупает свою собственную вину). В маленьком, аккуратно прибранном доме царил строгий порядок - яблоки резали на четыре части и запекали вместе с кожицей и косточками, овсяную кашу варили всю ночь, а дети были радостью и утешением мамы - о поступках и желаниях своих чад миссис Лоуренс знала все.



Ее главной заботой был Нед, Томас Эдвард Лоуренс: самый некрасивый, слабенький и очень замкнутый. Четыре старших сына оправдали материнские ожидания. Миссис Лоуренс очень не хотела, чтобы ее мальчики женились - и Арни сделал это лишь с ее разрешения, а здоровяк Боб так и остался холостяком.



Боб стал миссионером, и мать поехала вместе с ним в Китай; позже, в Англии, состарившаяся Сара жила с сыном в одном доме, и он спешил в ее комнату всякий раз, как только та стучала палкой в пол. А Нед никогда не был вполне ее ребенком - он жил своей жизнью, в которую никого не пускал. Миссис Лоуренс любила младшего сына и не хотела признаться себе в том, что он никогда не был ей понятен - в детстве Нед получал за это тройную порцию розог. Со временем он добился полной и абсолютной свободы - сперва от матери, а потом и от всего остального мира. Миссис Лоуренс помнила, как это началось.



В 17 лет ее обожаемый мальчик убежал из дому: утром его комната оказалась пустой. Отец с сыновьями обшарили все окрестности, но Неда нигде не было. Миссис Лоуренс рыдала - она нашла записку, в ней ее малыш писал, что он всегда мечтал об армии и домой больше не вернется.



Мистер Лоуренс отыскал Неда. Тот добрался до ближайшей военной части и завербовался в королевскую артиллерию. Отец выплатил армейскому казначейству неустойку и привез сына домой. Юноша похудел, осунулся и выглядел подавленным: армия оказалась какой-то не такой. В казарме парни из простонародья глупо шутили, дрались и воняли - миссис Лоуренс поняла, что Нед и там чувствовал себя чужим. Но больше она не решалась предъявлять права на его душу - с этого дня сын получил независимость. Вскоре он перебрался в отдельный домик, который для него построили на задворках. Там будущий повелитель пустыни жил как отшельник, среди своих книг и записок.



Щуплый подросток колесит по всей Англии на велосипеде и зарисовывает старинные замки и рыцарские надгробия - Нед Лоуренс увлекся средневековьем, его идеалом стали тамплиеры. Рыцари Храма жили в бедности и безбрачии, их жизнь была посвящена борьбе и служению ближним. Храмовники воевали за Гроб Господень, охраняли паломников и купеческие караваны и соблюдали суровую бедность: обет послушания, обет молчания, дважды в день - каша из полбы и один плащ на двоих. Позже все изменилось - историю ордена завершили обвинения в святотатстве, ворожбе и содомии, скандальный судебный процесс и костры на парижских площадях. Но юного Лоуренса не интересовали тамплиеры-маги и ростовщики: его идеалом были сражавшиеся во имя Господне аскеты, и он следовал этому идеалу по мере сил.



В Оксфорде Лоуренс стал притчей во языцех. Юный историк не завтракал и не ужинал, зимой плавал в проруби, летом въезжал в гору на велосипеде, а с горы нес его на плечах. Днем Нед спал, а ночью занимался, прочитывая по три-четыре книги или упражняясь в стрельбе из револьвера. Нередко парочки, катавшиеся в сумерках на лодках, шарахались от выстрелов - Лоуренс приветливо помахивал им с берега дымящимся "кольтом". Он демонстративно презирал спорт, который в английских университетах XIX века был чем-то вроде второй религии, зато был одним из первых в аудитории - его рефераты отличали глубокие мысли и изысканный стиль... Еще в юности Лоуренс стал человеком-загадкой - многие из современников уверяли, что этого-то он и добивался.



Те, кому была не по душе каноническая версия (Лоуренс Аравийский - последний из героев XX века), считали его грандиозной мистификацией, автором которой был он сам. По их мнению, Лоуренс - всего лишь одаренный манипулятор, сумевший точно рассчитать последствия каждого своего шага: в университете он привлекал к себе внимание пестуя собственные странности, повзрослев, превратил свою жизнь в подобие сказки из "Тысячи и одной ночи".



Все то, что на самом деле происходило с Томасом Эдвардом Лоуренсом, под его быстрым и блестящим пером приобретало незабываемые краски. Лоуренс обладал фантазией художника, он превращал в приключенческий роман собственную жизнь - а те, кто считал его банальным лжецом, не видели за этим ничего, кроме стремления сыграть - раз и навсегда выбранную роль так, чтобы вызвать как можно больший интерес у публики. За рамками этой идеи оставались выигранная Лоуренсом война в пустыне, книга, которую называли шедевром английской литературы, добровольно выбранная жизнь в полунищете, тесная казарма, в которой он сам себя заточил... В нем уживались крайняя гордость и стремление исчезнуть, раствориться в безликой массе. Друзья были уверены: если бы он и впрямь жил во времена тамплиеров, то закончил бы свои дни в монастыре с очень суровым уставом. Но до конца Лоуренса не знал никто - каждый видел в нем что-то свое и, рассказывая об Аравийце, отстаивал свой собственный миф.



Учитель Лоуренса, профессор Джадд (вместе с ним Аравиец отправился в свою первую археологическую экспедицию), в конце тридцатых годов ушел на покой. У него появилось много свободного времени, и его живо интересовал бывший ученик. Профессору казалось, что в Лоуренсе возродился дух одного из сражавшихся в Аравии средневековых рыцарей Храма. Забавнее всего было то, что, говоря об этом, он выстроил целую цепь аргументов.



Рыцарь монашеского ордена следовал своду правил, от которых не мог отступить. Те, кто копьем и мечом служил Господу в Сирии и Месопотамии, там, где много веков спустя сражался Лоуренс Аравийский, почитали прекрасную даму, но отвергали чувственную любовь; умерщвляли плоть, ценили честь выше славы, а земное богатство не ставили в грош. Тот, кто ступал на этот путь, не знал ни отчаяния, ни надежды - и жизнь Лоуренса Аравийского целиком и полностью отвечала уставу рыцарей Храма.



Он умел обходиться с женщинами - был остроумен, мужествен, нежен, но стоило возникнуть лишь намеку на близость, как собеседница чувствовала: между ними опускался невидимый барьер. Этой стороны жизни для него не существовало.



Единственный роман Неда известен со слов девушки, за которой он когда-то ухаживал: ему исполнился двадцать один, ей - девятнадцать, и она была дочкой одного из отцовских арендаторов. Однажды, когда молодые люди остались наедине, Лоуренс закрыл дверь, подбежал к Дженни, взял ее за руку и попросил стать его женой. Девушка расхохоталась - до этого у них и речи не заходило ни о чем подобном, да что там: Нед ни разу ее не поцеловал! Услышав смех, он смутился, покраснел, выпустил ее руку и отошел в дальний угол комнаты - больше Лоуренс об этом не заговаривал, более того, начал сторониться своей подружки.



Тамплиеры занимались самоистязанием: под кольчугами они носили власяницы и в свободное от битв и молитв время бичевали братьев по ордену. Лоуренс нанял специального человека (его звали Джон Брюс), который сек его огромной плеткой - Брюс уверял, что под ее ударами хозяин иногда испытывал оргазм. Земную славу рыцари презирали - и Лоуренс, вернувший королю ордена и титул, заточивший себя в солдатской казарме, ни в чем не уступал знатным сеньорам, спавшим на голой земле, с дырявым плащом под головой... Профессор Джадд развивал цепь аналогий и дальше: тамплиеры презирали женщин, но не отвергали любовь братьев по ордену - среди рыцарей Храма она считалась святой, а значит, и его бывший ученик должен был стать гомосексуалистом. Однако серьезные люди не принимали заключений профессора в расчет. Среди скептиков был и старый знакомый Лоуренса, экс-министр Уинстон Черчилль, зарабатывавший чтением лекций об Англии XX века. Профессорские измышления казались ему сущим бредом - он много разговаривал с миссис Лоуренс, был знаком с братьями полковника, его соратниками и товарищами по Оксфорду. То, в чем пытался разобраться ученый муж, по его мнению, имело совсем другое объяснение.



По словам миссис Лоуренс, Нед был очень застенчивым мальчиком: он завидовал рослым и крепким братьям, стеснялся своей неуклюжести, и поэтому обходил стороной девочек, к плетке же его приучила она сама. Мать секла упрямца почем зря, а он привык и даже начал находить в этом удовольствие. Черчилль, слушая миссис Лоуренс, думал, что таким образом ее сын закалял свою волю.



Для миссис Лоуренс Нед навсегда остался ее мальчиком - слабеньким и неуверенным в себе. Тот, кого помнила и о ком спорила Англия, был для миссис Лоуренс чужим человеком, не имеющим отношения к ее ребенку. Томаса Эдварда Лоуренса похоронили в соборе. Мраморный саркофаг походил на рыцарские надгробия, только вместо меча закутанный в арабский плащ воин сжимал в руках кривой кинжал. Это был не ее сын - настоящий Нед навсегда остался с ней. Но почему он отправился на край света и не мог найти покоя до самой смерти, миссис Лоуренс так и не придумала.



Она не могла себе представить то, что отлично понимали высоколобые друзья сына, писатели, философы, университетские профессора. Им было ясно, что Лоуренс, скромный историк и археолог, временный лейтенант-переводчик, офицер-растяпа, щеголявший в военной форме, красном галстуке и лаковых башмаках от вечернего костюма, раздражавший начальство своими оксфордскими замашками, в пустыне стал идеальным воином. Холодным, расчетливым и безжалостным - таким, каким и должен быть победитель.



Многим современникам Лоуренса приходилось убивать и отправлять людей на смерть: Черчилль во время Первой мировой командовал стрелковым батальоном, солдатами этой войны были Олдингтон, Хемингуэй, Дос Пасос, Фолкнер, но ни одному из них не удалось распорядиться своей судьбой так, как Лоуренсу - для этого требовалась особая, холодная одержимость. Аравиец ей обладал, и его друзья почти не сомневались в том, что трагическая и эффектная финальная сцена, о которой писали все газеты мира, не была случайностью. И дело не в вине перед людьми, которых он убил, а в ощущении исчерпанности собственной роли. В чувстве пресыщения, усталости от героя и сюжета, знакомом любому писателю.



Эта мысль, должно быть, пришла к Лоуренсу ночью, когда он, рядовой техник королевских ВВС, ворочался на казарменной койке в Миранше, близ афганской границы. Прислушиваясь к гудящему ветру, бросающему в стену тучи противно шуршащего песка, полковник Лоуренс (он же рядовой Шоу - на сей раз Аравиец спрятался от мира под этим именем) вспоминал детство.



Однажды он сказал отцу: "Я вырасту и стану королем арабов" - и почти достиг этого: король Фейсал даровал ему золотой кинжал и титул эмира. В школе он мечтал о рыцарских подвигах - и ему удалось стать в последним рыцарем: и Роландом, и Дон Кихотом XX века одновременно, но то, ради чего он воевал, оказалось ложью. Студент Оксфорда мечтал о славе писателя - но его книга, написанная изощренным, восхищающим знатоков стилем, по содержанию была вторична, и автор понимал это лучше других. Он так и не узнал женской любви: мать, ставшая для него олицетворением женского начала, научила сына бояться семьи и не верить женщинам. Маленький Нед потратил много сил на то, чтобы освободиться от ее влияния. Но полковник Лоуренс так и не смог побороть выпестованную в раннем детстве фобию... У него не было ничего кроме его самого: жизнь Лоуренса Аравийского стала лучшей из написанных им книг.



Ах, какой он сумел создать сюжет, как блестяще прожита эта жизнь, сколько в ней стиля и смысла! Рядовой Шоу лежал и вспоминал круглые глаза короля. Вспоминал ошеломленных журналистов, которым рассказал, что согласился стать полковником только ради того, чтобы после войны вернуться в Англию в купе первого класса. Сколько величия - и сколько смирения, какое интригующее начало и какой у этой книги может быть блестящий финал! Когда наступит время, он доведет повествование до логического конца, допишет последний абзац и поставит эффектную точку - в нужное время и в нужном месте.



На следующее утро роту подняли в шесть часов. Рядовой Шоу заправлял пулеметные ленты, дежурил по аэродрому. В казарме его ждали неоконченный перевод "Илиады" (Лоуренс надеялся хоть немного заработать) и письмо от матери, на которое он собирался ответить вот уже несколько дней.



Раз-два, раз-два: новобранцы шагают в ногу, поют о Типперери и милой Дженни - рядовой Шоу ведет колонну в столовую идеально ровным строем. Рядовой Шоу улыбается - в последнее время он стал гораздо спокойнее, его существование вновь обрело исчезнувший было смысл: не слишком удачную жизнь должна украсить хорошая смерть, благодаря этому его книга приобретет глубину и завершенность. Там, где не спешит распорядиться Бог, вмешается человек, а потомки все равно не узнают, что в последний момент Лоуренс Аравийский слегка передернул карту.



Быть может, это было так, а может, иначе. Конечно, миссис Лоуренс и в мыслях не допускала ничего подобного, но те, кому Лоуренс доверял - Черчилль, Бернард Шоу, маршал авиации Тренчард, Герберт Уэллс, - склонялись именно к этой версии. Они знали цену и удачно придуманному сюжету, и славе - когда вернувшийся в Англию Лоуренс приобрел мощный мотоцикл, его друзья сразу заподозрили неладное. Им казалось, что Аравиец рано или поздно обязательно сломает себе шею: Лоуренс носился по сельским дорогам с бешеной скоростью, на лету огибая встречные автомобили и тучных девонширских коров.



...Из-за очередного поворота вынырнули двое мальчишек-велосипедистов, и Лоуренс Аравийский узнал в них свою судьбу: они стремительно приближались, на одном - большая кепка в коричневую клетку, второй жует травинку, и лицо у него такое же глупое, как у Юного дезертира-араба, которого он расстрелял семнадцать лет назад. Лоуренс круто вывернул руль и взлетел вверх: в детстве он мечтал о подвигах тамплиеров и успел подумать, что так, наверное, чувствовал себя выбитый из седла рыцарь... В глазах потемнело, он услышал хруст собственных костей, и в книге, которую всю жизнь писал Лоуренс Аравийский, была поставлена последняя точка.

@темы: История

---

еще один лоуренс

на всякий случай

информация слегка гуляет. надо сравнить



Т.Э. ЛОУРЕНС: Аравийские пески

Лоуренс считался в Аравии одним из величайших героев первой мировой войны. Этот удивительный человек стал легендой еще при жизни, а толки о его странной смерти не прекращаются и теперь.



Мощный мотоцикл мчался на полной скорости по извилистому переулку де- ревушки Дорсет. Ездок был в восторге от скорости, от почти чувственного возбуждения. Меньше чем за минуту машина промчала седока от его домика до армейского лагеря. Часовые у ворот прекрасно знали мотоциклиста в лицо. Он поприветство- вал их, слез со своей машины и отправился на почту, чтобы послать в Лон- дон своим друзьям телеграмму с приглашением навестить его. Потом вернул- ся к мотоциклу и отправился в обратный путь. Когда до дома было рукой подать, седок свернул в сторону, уступая до- рогу двум мальчишкам на велосипеде, вылетел из седла и ударился головой о край обочины. Потеряв в полете незастегнутый шлем, мотоциклист упал на дорогу, раз- мозжив себе голову. Через семь дней, не приходя в сознание, он умер в местном госпитале. Так закончилась жизнь известного авиатора Т.Э. Шоу. Неделю спустя десятки людей заполнили крошечную местную церквушку в Моретоне, чтобы проститься с ним. Здесь были генералы, известные литера- торы и даже сам Уинстон Черчилль, больше знавший Шоу как полковника Лоу- ренса Аравийского. Это были похороны летчика не самого высокого ранга, но тем не менее церковь заполнили высокопоставленные военные и чиновники. Загадка Томаса Эдварда Лоуренса, утверждали одни, таилась в мальчи- шеском героизме вождя арабской армии и в его литературном таланте. Другие видели ее в шарлатанстве и склонности к мазохизму. И по сей день историки расходятся в оценках Лоуренса, и обе эти версии продолжают существовать. Жизнь "аравийского лиса" вдохновила Дэвида Лина на создание эпическо- го фильма "Лоуренс Аравийский". Смерть Т.Э. Шоу вызвала массу кривотолков, включая версии об убийстве и самоубийстве.



Барьер для прыжка

Лоуренс родился в Уэльсе в 1888 году. Его отец Томас Чапмен, ир- ландский землевладелец, сбежал с нянькой своих детей Сарой Лоуренс, ос- тавив жену, четырех дочерей и большую часть своего состояния. Он взял ее фамилию. Когда в семье родилась будущая знаменитость, Лоуренсы жили до- вольно бедно. Молодой Лоуренс выдержал экзамены в Оксфордский университет, где стал изучать историю. Преподаватель Лоуренса Эрнст Бейкер смог разгадать характер своего студента. Он сказал, что учеба была для Лоуренса лишь трамплином для прыжка на арену будущих сражений. Во время учебной поездки во Францию - как рассказывал сам Лоуренс - из-за набросков схем и самодельных карт, которые юноша с увлечением чер- тил, он был арестован как шпион. Проучившись в Оксфорде год, Лоуренс поступил в университетский стрел- ковый клуб и офицерский кадетский учебный корпус. Будущее юноши было определено.



Цена славы

Когда разразилась первая мировая война, Лоуренс уже считался специа- листом по Ближнему Востоку. Он провел пять лет на археологических рас- копках в Сирии, Ливане и Палестине. Вместе с тем - и это стало известно лишь недавно - он был членом шпи- онской организации, которая вела наблюдение за строительством немцами железной дороги Берлин - Багдад, и раскопки на археологических площадках служили Лоуренсу надежным прикрытием. Считалось, что археологическую партию, в которую входил Лоуренс, фи- нансировал Британский музей. Она занималась археологическими раскопками в Месопотамии (современный Ирак). Во время раскопок тайный агент, вооруженный фотокамерой, все время находился возле железной дороги. Великолепное знание арабского мира и его вождей позволило Лоуренсу в 1916 году оказаться на должности советника Шарифа Фейсала, позднее став- шего королем Ирака. Вместе они подняли восстание против турок - союзни- ков немцев в Аравии. Подвиги Лоуренса Аравийского долго давали пищу для легенд. Время от времени меняя мундир офицера британской армии на арабские одеяния, а бронемашину на верблюда, Лоуренс вел свою "арабскую армию" в бой против грозных турецких соединений - и побеждал. Он добыл ключи от порта Акаба на побережье Красного моря и прорвал турецкую осаду столицы Сирии Дамаска. Но удача сопутствовала ему далеко не всегда. Во время шпионской миссии в городе Дераа, железнодорожном узле между Амманом и Дамаском, Лоуренс был схвачен, избит и изнасилован турецкими солдатами губернатора Хаким Вея. В книге "Семь основ мудрости" Лоуренс писал о том, что с ним произош- ло: "Этот человек при помощи своих охранников жестоко выпорол меня, а затем, когда я был совершенно сломлен, они принялись омерзительно разв- лекаться со мною". Воспоминания об этом глумлении, как незаживающая рана, не давали по- коя Лоуренсу всю жизнь. "Помню их мерзкие улыбки, помню, как нежное тепло, возможно от сексу- ального наслаждения, прокатилось по мне", в последствии писал он. Лоуренс вырвался из лап своих мучителей, но от тяжести воспоминаний о пережитых страданиях так и не смог освободиться. После войны, когда в Англии Лоуренса приветствовали как героя, - ужас- ные подробности его плена тогда еще не были никому известны, - он стал особым советником по арабским делам Уинстона Черчилля, который возглав- лял британский правительственный комитет по Ближнему Востоку. В 1921 году Лоуренс с Черчиллем присутствовал на Каирской конферен- ции, установившей новый послевоенный порядок в этом регионе.



Полковник... рядовой...

В следующем году Лоуренс писал своему другу, поэту Роберту Грейвсу, что хочет стать самым обыкновенным человеком, скрыться от собственной славы и своих обязанностей. Вскоре он подал маршалу авиации сэру Хью Тренчарду, командующему во- енно-воздушными силами, рапорт с просьбой принять его на военную службу рядовым авиатехником. Тренчард был, мягко говоря, ошарашен такой просьбой. Но Лоуренс нас- тоял на своем, и маршал уступил. Он послал начальнику личного состава ВВС следующее распоряжение: "Настоящим постановляю, что полковнику Т.Э. Лоуренсу разрешено поступить на военную службу в английские воен- но-воздушные силы в качестве рядового авиатехника под именем Джона Хьюма Росса до получения от него какой-либо информации или его просьбы об увольнении". Короче говоря, если ему все это перестанет нравиться, Лоуренс всегда сможет вернуть звание полковника и общественное положение. Когда Лоуренс две недели спустя прибыл на призывной пункт ВВС, он был страшно изумлен тем, что медицинская комиссия вынесла решение о его неп- ригодности для службы в армии. Действительно, предыдущие месяцы были для Лоуренса тяжелыми, он про- вел их в работе над своей книгой, которая позже основательно подмочила его репутацию, но чтобы "аравийский лис" не мог стать простым авиатехни- ком?! В конце концов, врачи, обследовавшие Лоуренса, знали о нем далеко не все, и полковник был принят в команду по обслуживанию самолетов и нап- равлен в школу аэрофотосъемки. Но кто-то рассекретил псевдоним авиатехника Росса. Газета "Дейли экспресс" 27 декабря 1922 года сообщила своим читателям сенсационную новость: "Известный герой войны полковник Лоуренс Аравийс- кий стал рядовым!" Три недели спустя Лоуренс увольняется из ВВС. Бывший разведчик возв- ращается к писательской деятельности. Но это оказалось чем-то вроде но- вой подготовки к той жизни "коммандос", по которой он тосковал. В марте следующего года Лоуренс изменил свое имя на Т.Э. Шоу и поступил в танко- вый корпус. Лоуренсу было тогда 33 года. Из-за своих великосветских манер он не мог провести в казарме и пяти минут. Не смог он обойтись и без ординар- ца. Снобизм этот дорого ему стоил - вскоре Лоуренс ощутил нарастающую неприязнь своих товарищей. В начале 1925 года Лоуренс, уже достаточно настрадавшийся от недруже- любия своих однополчан по танковому корпусу, стал проситься назад в ави- ацию. Но его просьбу отклонили.



Травля

В июне 1925 года в одном из американских журналов была опубликована статья под заголовком "Лоуренс Аравийский, новая маскировка", где расс- казывалось, что полковник служит рядовым в танковом корпусе. В журнале также приводились и другие детали его биографии, в частнос- ти, описывалась порка в Дераа, правда, без более отвратительных подроб- ностей. Это был серьезный удар по Лоуренсу и его другу сэру Хью Тренчарду. Маршалу пришлось изрядно потрудиться, чтобы Лоуренса приняли обратно в ВВС. Солдат бронетанковых войск Шоу снова стал авиатехником ВВС Шоу. Вскоре Лоуренс был послан в Индию. Вероятно, сделано это было для то- го, чтобы погасить скандал, связанный с его именем. Сначала он служил в Карачи, затем был переведен на северо-западную границу. И опять произошла утечка информации... Все газеты мира облетело сенсационное сообщение о том, что знаменитый полковник Лоуренс послан в Индию с секретной миссией. Он якобы должен поднять восстание в Афганистане, шпионить за русскими. Ну а где Лоуренс, там непременно жди войны. На самом же деле авиатор Шоу занимался тем, что по приказу сержанта охранял взлетную площадку, а в свободное время писал свою очередную кни- гу. Но скандал был слишком громким, и Лоуренса срочно откомандировали домой. Без сомнения, из-за этого происшествия Лоуренс нажил много врагов как на родине, так и за границей. Русские, пытавшиеся найти сторонников на своей южной границе, были уверены, что Лоуренса забросили в Афганистан, чтобы бороться с появивши- мися в этой стране большевистскими агентами. Даже в Англии, для которой он так много сделал, кое-кто смотрел на Лоуренса как на досадную помеху.



Вопросы...

Что касается смерти Лоуренса, то многие вопросы остались без ответа. Как он мог упасть с мотоцикла, пропуская велосипедистов, едущих друг за другом по другой стороне дороги? Кто был за рулем таинственной голу- бой машины, которую Лоуренс якобы огибал потом, перед падением? Рассказ об этой машине солдата из Бовингтона, который находился всего лишь в нескольких метрах от места катастрофы, на дознании - а велось оно на следующий день после похорон Лоуренса с беспрецедентной поспешностью - не был принят во внимание. Бесспорно одно: огромный жизненный опыт и интеллект Лоуренса были ис- пользованы для формирования новой политики, ускорившей повышение боего- товности английских ВВС. Может быть, немцы знали об этом и решили, что Лоуренс для них слишком опасен? Равно как и большевики, подозревавшие, что он участвовал в афганских событиях? А может, это британский парламент предположил, что Лоуренс и в самом деле знает слишком много и потому опасен? Или он сам в конце концов пал жертвой собственной славы и покончил с жизнью?

@темы: История

---

лоуренс аравийский

статья из иностранки

Лоуренс издал “Семь столпов мудрости” исключительно для друзей, в количестве 500 экземпляров, и разорился на этом издании, хотя воспоминания об арабской кампании могли бы принести ему состояние. Достаточно сказать, что через неделю после выхода книги в “Таймс” стали печататься объявления, авторы которых готовы были платить 5 фунтов в неделю (для сравнения: за перевод “Одиссеи” Лоуренс получил 800 фунтов) за возможность ознакомиться с таинственной публикацией

А. Нестеров



Князь мятежа



История Лоуренса Аравийского



“Молю Бога, чтобы людям, читающим эту историю, не выпало, прельстившись очарованием неведомого, подобно шлюхам, отдавать себя и свои таланты чужой расе...



...Я был послан к арабам в качестве “человека со стороны”, я не мог думать их мыслями, не мог разделять их веру, но при этом мой долг заключался в том, чтобы вести их, направлять и поддерживать любое арабское движение, выгодное Англии в этой войне. И если я не мог принять их душевный склад, я, по крайней мере, мог утаить свой, двигаясь в их среде без явных трений, являясь не источником разногласий, не критиком, но — невидимым агентом влияния. Да, я был одним из них, но я не буду ни их апологетом, ни их адвокатом. Сегодня, в своем прежнем европейском одеянии, я мог бы играть роль стороннего наблюдателя, идущего на поводу у запросов нашей чувствительной публики, не чуждой театральности... но честнее фиксировать тогдашние мысли и действия так, как все было на самом деле. То, что выглядит на этих страницах бессмысленной жаждой разрушения или садистской жестокостью, в полевых условиях представлялось неизбежным, по сути, это было не стоящей внимания обыденностью”.



Эти слова взяты из начала одной из самых жестких, натуралистичных, но вместе с тем глубоких и блестящих книг нашего столетия — книги, которая сделала своего автора знаменитым. Бернард Шоу назвал ее “одной из лучших описательных книг в истории английской литературы”, а Уинстон Черчилль (получивший в 1953 году Нобелевскую премию за вклад в литературу, а не в политику) — “вещью, стоящей в одном ряду с величайшими произведениями, когда–либо написанными на английском языке”. Речь идет о “Семи столпах мудрости” Томаса Эдварда Лоуренса, известного больше как Лоуренс Аравийский.



Человек–легенда, ученый–медиевист и переводчик “Одиссеи”, во время первой мировой войны он возглавил арабское восстание против турок, став проводником политики Великобритании, стремившейся расколоть Оттоманскую империю, воевавшую на стороне Германии, и позже, наравне с королями и премьер–министрами, принял участие в дележе мира на Версальской конференции. Одиночка, отчасти изменивший мир, он был обречен стать для своих соотечественников живым воплощением “белого человека”, воспетого Киплингом. Именно таким он и предстает в исполнении О’Тула в известном голливудском фильме “Лоуренс Аравийский”. (Заметим, что это не единственная экранизация его биографии. О нем снято десятка два фильмов и передач в жанре кино– и телерасследований и пр.)



Еще при жизни он превратился в символ, в заложника собственного мифа, в конце концов сломавшего ему жизнь. Его называли “новым Наполеоном” и “Байроном ХХ века”. Дважды он вынужденно менял имя, не желая иметь ничего общего с растиражированным газетами и обсуждаемым в великосветских салонах образом “благородного мудрого англичанина, несущего свободу и просвещение диким кочевникам”. Он попытался рассказать правду об арабском восстании, написав безжалостные, колючие, полные горечи воспоминания. Сразу же после выхода их по праву признали литературным шедевром. Но и друзья, и враги, выведенные им на страницах книги, никогда не простили ему предельной, почти бесстыдной откровенности этого текста, обнажающего подоплеку событий, внешне подернутых флером “восточной романтики”. И Восток и Запад ждали от него рассказа о благородных бедуинах, превыше всего ценящих свободу, ради которой они, в союзе с самой благородной и свободолюбивой державой Европы, вытеснили из Азии косных жестоких турок. Лоуренс же обнажил политические пружины событий, игру интересов, вспомнил множество эпизодов, участники которых больше всего хотели бы их забыть. При этом его политический анализ и сегодня сохраняет свою актуальность. Что касается стиля, достаточно сказать, что он приводил в восхищение столь рафинированного интеллектуала, как Хорхе Луис Борхес, не раз упоминавшего “Семь столпов мудрости” и в рассказах и в эссе.



Как литератором им восхищались Бернард Шоу и Эзра Паунд, как политиком — Клемансо и Черчилль. Среди его первых биографов были Ричард Олдингтон и Роберт Грейвз, а Уистен Хью Оден, обычно весьма сдержанный, одну из самых восторженных своих рецензий написал на сухую и обстоятельную книгу военного историка Лиддела Харта “Лоуренс Аравийский. Человек и легенда”. Редьярд Киплинг, когда друзья пригласили его на обед, где должен был присутствовать Аравиец, как называли Лоуренса в Европе, отменил визит в другой дом, назначенный на тот же вечер, — подобное воспитанный англичанин позволяет себе лишь в экстраординарных ситуациях.



Вслед за Вергилиевым Энеем Лоуренс мог бы повторить: “Учись у меня трудам и доблести. Быть счастливым учись у других”. Человек, совершивший поистине невозможное — с горсткой арабских бедуинов отрезавший от Турции, в ту пору великой державы, арабский Восток, — он, едва успев вкусить плоды победы, познал, что всякая победа тут же оборачивается крахом надежд, которые одни и заставляли к ней стремиться. Он мечтал о едином арабском государстве на Востоке. Ему удалось разбить хорошо обученную и вооруженную армию противника, но не удалось убедить союзников выполнить обещания, которые те столь щедро раздавали в разгар войны, когда малейшая случайность могла поколебать шаткое равновесие на фронтах.



Черчилль писал: “Продлись мировая война на год дольше... Лоуренс мог бы вступить в Константинополь во главе объединенных племен Малой Азии и Аравии. Вел же он переговоры с Мустафой Кемалем. Так могла бы осуществиться мечта молодого Наполеона о завоевании Востока: вряд ли Лоуренсу недоставало какого–либо из качеств, необходимых для покорения мира... Но враг капитулировал — и тот осталсяне у дел,нелепый, как доисторический монстр, что выброшен из океанских глубин на берег отступившей волной”.



“Князь мятежа”, как называли арабы Лоуренса, оказался не нужен.Подобно актеру, который блистательно отыграл свою роль на подмостках и должен уйти, вернуться к серой обыденности, где спешащая из театра публика толкает локтями того, кем только что восхищалась до замирания сердца, он безропотно покинул политическую сцену — но оставил по себе память, пережившую политическую злобу дня, пережившую самую эпоху: оставил одну из самых честных книг о войне, которую читали и будут читать.



***



Он родился в 1888 году в семье довольно странной: отец, сэр Роберт Чэпмен, ушел от своей жены к гувернантке старшего сына; пара покинула город, ставший свидетелем семейного скандала, и под фамилией Лоуренс переезжала с одного места на другое, покуда не осела в Оксфорде. Сара Лоуренс, мать Томаса Эдварда, весьма болезненно переживала свое положение женщины, живущей во грехе с чужим мужем, что не помешало ей родить ему пятерых детей. Непрестанно ощущая вину перед Богом, она тем ревностней искала утешения в вере и сделала все, чтобы воспитать детей добрыми христианами. Однако в силу мягкого и впечатлительного характера пламенная мистика романов о святом Граале была ей куда ближе, нежели абстрактная теология. И именно матери Томас Эдвард обязан своим интересом к Средневековью, рыцарям “Круглого стола” и крестовым походам. Рыцарский кодекс чести стал для него истинной верой, превыше христианства, — сама Церковь, видимо, ассоциировалась у юноши с двусмысленностью его положения внебрачного ребенка, почти по доктору Фрейду. (Может быть, поэтому он потом так легко ладил с людьми, принадлежащими к исламской культуре, и тянулся к ним.) Как бы там ни было, некоторые эпизоды из его юности — в частности, история, когда он бросил школу, завербовался волонтером в артиллерийские части и даже несколько месяцев тянул солдатскую лямку, покуда отец не нашел его и не “выкупил” за 30 фунтов, такова была неустойка за расторжение контракта, — позволяют говорить о перенесенной Лоуренсом психической травме.







В 1907 году Лоуренс поступает в Колледж Иисуса в Оксфорде. Специализацией он избрал классическую филологию и медиевистику. Студентом Лоуренс был необычным: днем спал, занимаясь по ночам; однокашники рассказывали, что он установил себе норму чтения — пять–шесть книг за ночь, — которую неукоснительно соблюдал. При этом руководствовался он скорее собственными интересами, чем стремлением получить глубокое и систематическое образование, в результате чего в некоторых областях эрудиция его не знала себе равных, об иных же предметах он имел самое смутное представление. Тем не менее о глубине его знаний свидетельствует тот факт, что выполненный им в конце 20-х годов, когда арабская эпопея осталась позади и отставному полковнику Лоуренсу нужны были деньги, прозаический перевод “Одиссеи” долгое время — вплоть до середины 60-х — считался образцовым. Интересен, кстати, сам выбор текста: возможно, предводитель повстанческой армии, вынужденный смириться с тем, что по возвращении на родину он оказался нужен своим соплеменникам не больше, чем Одиссей женихам, видел параллель между своей судьбой и судьбой греческого скитальца... Собственно, всю свою жизнь он — сознательно или нет — следовал примеру древних. Два года арабской кампании он провозил с собой в седельной сумке “Смерть Артура” Томаса Мэлори — явно подражаяАлександру Македонскому, который не расставался в походах с “Илиадой” и даже клал свиток с поэмой себе в изголовье... “Семь столпов мудрости” писались с оглядкой на Цезаря. Лоуренс сознавал, что он создает современный вариант “Записок о галльской войне”: воспоминания полководца о военной кампании...



Темой диссертации Лоуренс избрал архитектурные особенности замков и крепостей, воздвигнутых крестоносцами на территории Сирии, и твердо решил ознакомиться с предметом своих научных штудий на месте.



Сирия — как почти весь Арабский Восток в ту пору — находилась под властью турок, отнюдь не поощрявших интереса европейцев к чему бы то ни было на территории Оттоманской империи, в том числе и к древним развалинам. И, готовясь к своему первому путешествию, Лоуренс резонно позаботился не только о том, чтобы перерыть горы литературы, но и о том, чтобы научиться без промаха стрелять из револьвера с обеих рук. Трудно сказать, насколько в Сирии юноше пригодилось знание истории крестовых походов, но владение оружием спасло ему жизнь. Странствуя в горах, он столкнулся с турецким солдатом, не без основания рассудившим, что белый человек в этих местах может быть только шпионом и никем больше, а потому лучше его убить, от греха подальше. Бравый вояка снял с плеча винтовку, прицелился, выстрелил... и промахнулся. Лоуренс выхватил револьвер, однако, движимый состраданием, решил не убивать противника, а лишь слегка ранить — и метким выстрелом снес турку фалангу пальца. От боли тот выронил ружье, после чего Лоуренс, как истинный рыцарь, подошел к нему и предложил свою помощь. Перевязав платком кровоточащую руку турка, он снискал его глубочайшее уважение — тот даже отдал ему своего ослика, состоявшего, как и его владелец, на пищевом довольствии в оттоманской армии, дабы благородный юноша легко мог спуститься с гор в долину, где его ждали друзья–сирийцы...



Зимой 1911 годаД. Дж. Хогарт, куратор музея Ашмола, предложил Лоуренсу место ассистента в экспедиции, которая направлялась на раскопки хеттского города Кархемыша, стоявшего на реке Евфрат, на границе Турции и Сирии.



Археология в ту эпоху была отнюдь не кабинетной наукой. Руководитель раскопок должен был совмещать в себе качества ученого, организатора и авантюриста. Так, Уоллес Бадж, один из известнейших египтологов — едва ли не половина египетских экспонатов Британского музея добыта именно его стараниями, а на издания египетских текстов под редакцией Баджа ссылаются и по сей день, — по праву мог бы носить титул гениального контрабандиста, ибо способы, которыми он вывозил из Египта древности, вопреки всем запретам и противодействию местных властей, достойны восхищения.



Хогарт особо настоял, чтобы юноша занялся арабским языком: каких–то разговорных выражений Лоуренс нахватался еще во время своего первого путешествия по Сирии, однако этого было недостаточно, чтобы руководить рабочими, нанятыми из числа окрестных жителей. Прежде чем выехать непосредственно к месту раскопок, несколько месяцев Лоуренс провел в школе Американской миссии в Джебали, около Бейрута, где изучал арабский. Позже, после выхода “Семи столпов мудрости”, недоброжелатели обвиняли его в том, что за десять лет, проведенных среди арабов — сперва на раскопках, а потом в лагере повстанцев, — он “привык думать по–арабски”, и его английский язык оказался непоправимо испорчен, превратившись в арабский, задрапированный английскими словами. Сам Лоуренс в разговоре с Робертом Грейвзом обмолвился, что знание им арабского сильно преувеличено: за время работы в археологических экспедициях он “на слух” выучил около четырех тысяч слов — для арабского, богатого лексикой, весьма немного, — да и те по большей части были связаны со специфическими нуждами раскопок, так что, оказавшись среди мятежников, он поначалу с трудом мог поддерживать беседу. К концу восстания он знал примерно двенадцать тысяч слов, при этом практически не умея читать на языке. Характерно, что, когда после войны издатель Джонатан Кейп предолжил Лоуренсу сделать перевод “Тысячи и одной ночи”, речь шла о переводе не с арабского, а с французского.



Говоря с капитаном Лидделом Хартом, одним из самых обстоятельных его биографов, Лоуренс заметил, что не знал ни одного англичанина, который бы владел арабским настолько хорошо, чтобы, оказавшись на Востоке, хотя бы первые пять минут беседы мог сойти за уроженца арабского мира, — и сам он отнюдь не был исключением.



Но при этом Лоуренс обладал неким врожденным обаянием и умением ладить с людьми, которое для местных жителей значило гораздо больше совершенного владения языком. Как–то Лоуренс приехал в Джебали в сопровождении одного из арабов, нанятых на время раскопок. На вопрос, как Лоуренсу так хорошо удается ладить с местными, араб ответил: “Он просто один из нас: все, что умеем и знаем мы, умеет и знает и он, причем порой гораздо лучше нас”. Иные поступки Лоуренса вызывали непонимание у его европейских коллег. Он мог прервать размеренную рутину работ и полдня обсуждать со своими рабочими какие–то тонкости их родовых взаимоотношений, старые легенды или просто местные сплетни. На замечания руководителя раскопок Д. Дж. Хогарта он лишь отшучивался и пожимал плечами, а через неделю тот обнаруживал, что за это время рабочие у Лоуренса “необъяснимым образом” сделали то, на что надо как минимум дней двадцать. Он разрешил арабам стрелять в воздух из ружей, если в раскопе обнаруживалось нечто действительно ценное или интересное. “Арабы — как дети, им нравится стрелять”, — объяснял Лоуренс. После этого количество находок и темп работ на его участке резко возросли.



Порой утверждается, что еще во времена Кархемыша Лоуренс начал работать на военную разведку Великобритании. Рядом с раскопками пролегала железнодорожная ветка, и якобы археологические исследования велись лишь для “прикрытия”, а истинной целью пребывания англичан в Сирии было наблюдение за передвижениями турецкой армии и составление карт местности. Отчасти эта версия исходит от турок. Некоторые из немецких инженеров,работавших по контракту на железной дороге, всерьез верили, что Лоуренс — английский шпион. Как бы то ни было, по возвращении в Англию Лоуренс сдал Британскому музею, курировавшему работы, научный отчет об экспедиции. В 1915 году тот был опубликован под названием “Синайская пустыня” и снискал Лоуренсу репутацию серьезного археолога.







Интересно, что Лоуренс, еще в школе увлекшийся фотографией, решил не тратить, как было принято до него, массу бумаги и времени на фиксацию обстоятельств находки того или иного предмета и его описание, а начал применять фотосъемку, что казалось нарушением всех канонов археологии; лишь со временем ученые убедились, насколько это облегчает работу. Однако в той ситуации Лоуренсом скорее руководила страсть к фотографии как таковой, а не стремление внести новое в методику полевой археологии.



По возвращении Лоуренса в Англию молодым археологом, знавшим арабский язык и не один год проведшим в Сирии и Палестине, заинтересовалась военная разведка. Шла война, правительству и армии Его Величества требовались специалисты по Арабскому Востоку: Турция, под чьей властью находились эти территории, воевала на стороне Германии. Так волею судьбы (и благодаря рекомендации Д. Дж. Хогарта, сменившего роль ученого на роль военнно–политического консультанта) Лоуренс стал сотрудником MI–I, откомандированным в Каир.



К тому времени арабские офицеры, служившие в турецкой армии, уже образовали тайное общество, целью которого было отделение арабов от империи. После начала войны они обратились к шерифу Мекки Хусейну с призывом возглавить их движения и, воспользовавшись благоприятным моментом, поднять восстание. Основной силой восстания должна была стать арабская дивизия, которую турки готовили к отправке на фронт. Предполагалось, что командовать ею будет сын Хусейна, Фейсал. Он и должен был поднять знамя мятежа — багровое знамя шерифа. Все было готово, однако турки заподозрили неладное: был раскрыт заговор среди сирийских офицеров, и высокая комиссия — сам Энвер–паша и Джемаль — решила ознакомиться с обстановкой на месте, для чего они приехали в Медину, где была расквартирована арабская дивизия. Дальнейшее развитие событий предопределялось восточными представлениями о чести. Фейсал, лидер готовящегося восстания, и два верховных правителя империи, из–под власти которой повстанцы хотят освободиться, устраивают смотр армии, что должна выступить против турок. Смотр происходит за городскими воротами. Диктаторы сумрачно наблюдают, как маршируют полки, взбивая пыль, и как гарцует арабская конница, а к Фейсалу подходит один из офицеров и спрашивает: “Господин, мы убьем их сейчас?” На что Фейсал отвечает... запретом. Убийство турок было бы нарушением законов гостеприимства. Офицеры настаивают. Фейсалу приходится в буквальном смысле слова умолять их ради его чести сохранить жизнь врагам, лишь совсем недавно заставившим его присутствовать на казни сирийских заговорщиков, многие из которых были его личными друзьями. Извинившись, Фейсал резко обрывает смотр и увозит высокопоставленных гостей в Медину. Прекрасно все понявшие, Энвер и Джемаль вводят в Медину турецкие части. Тогда Хусейн и Фейсал, опираясь на бедуинов, поднимают восстание.



Лоуренс убедился, что арабам не хватает лидера, способного стать военным вождем объединенных племен. Шериф Хусейн был политиком, но не военачальником. Его сын Абдулла, в котором многие хотели бы видеть реального вождя восставших, производил впечатление человека необычайно талантливого, дальновидного — но слишком хитрого, чтобы ему можно было доверять всерьез. Не оправдали надежд англичан и два других возможных претендента на роль лидера: сводный брат Абдуллы — Зейд или еще один сын шерифа — Али.



Действуя на свой страх и риск, Лоуренс преступает рамки данных ему полномочий и решает встретиться с Фейсалом. Если верить “Семи столпам мудрости”, именно эта встреча и предопределила весь дальнейший ход арабского восстания. В Фейсале Лоуренс увидел того, кого искал, а юный арабский принц проникся уважением и доверием к человеку, который на заданный при знакомстве вежливый вопрос, понравился ли ему лагерь восставших, резко ответил: “Да, но он слишком далеко от Дамаска”. Обретение контроля над Дамаском означало победу восстания.



По возвращении Лоуренс представил начальству рапорт о положении дел в Хиджазе, указав, что, если обеспечить восставших боеприпасами, вооружением и откомандировать к ним компетентных советников, повстанцы могут стать серьезной силой. Однако, как выяснилось, поиск и подготовка офицеров, способных сыграть роль военных консультантов при Фейсале, займет не один месяц, и до той поры полковник Клейтон решил направить в лагерь повстанцев Лоуренса — всего лишь в качестве координатора, который помог бы арабам поддерживать контакт с англичанами. Так оксфордский археолог оказался одним из тех, от кого зависела судьба мятежа.



“Мы были армией, предоставленной самой себе, без парадов и показухи, мы служили свободе, свободе, которая для каждого живущего на земле не менее дорога, чем “Символ веры”; цель эта была для нас столь желанна, что поглотила нас без остатка, а надежда — столь запредельна, что наши первоначальные амбиции померкли в ее славе. С течением времени потребность сражаться за идеал переросла в одержимость, не ведающую вопросов: она гнала нас железной шпорой, заставляя отбросить сомнения прочь. Волей–неволей это стало верой. Мы продали себя ей в рабство — скованные цепью, подобно каторжникам, со всем, что было в нас хорошего и плохого, мы превратились в служителей святого идеала. Оказавшийся в положении раба мыслит иначе, ведь он лишен чего бы то ни было в этом мире. Происходящее в его душе способно внушить ужас и отвращение. Мы же отдали не только тело, но и душу всеподчиняющей жажде победы. Воздаянием за этот выбор была опустошенность: отринув мораль, волю, ответственность, мы стали подобны сухой листве на ветру”.



Не будучи кадровым военным, он, вырабатывая план восстания, следовал не навыкам, прививаемым в военном училище, а собственной интуиции и воспоминанию о прочитанных когда–то двух десятках книг, не столько по военному делу, сколько по философии войны: Клаузевиц и тому подобное. В “Семи столпах мудрости” он вспоминает, как, свалившись с приступом дизентерии, лежал в палатке, бредил, а приходя в сознание, пытался сформулировать стратегию предстоящей кампании, размышляя о ней в терминах... Платона и Аристотеля на хорошем греческом. В самой абсурдности этого есть что–то на редкость убедительное.



В течение года Лоуренсу практически удалось отсечь и изолировать друг от друга турецкие гарнизоны, размещенные в арабских городах. Дальнейший успех зависел от того, смогут ли повстанцы накануне наступления союзников в Азии отрезать Дамаск — основную базу турок — от путей снабжения. Генерал Бартоломью, разрабатывавший Дамасскую операцию, определил положение одной фразой: “Если Лоуренс сможет сделать это за день до наступления, мы победили”. Арабы вышли к Деръе — станции, которая контролировала последнюю железнодорожную ветку, связывающую Дамаск с внутренней территорией страны, — за сорок восемь часов до наступления союзников. Теперь необходимо было взорвать железнодорожное полотно на глазах у хорошо вооруженного и многочисленного гарнизона, расквартированного в городе. И вот когда повстанцы подошли к станции почти вплотную, с ее аэродрома поднялось в воздух восемь немецких бомбардировщиков. Армия Фейсалапредставляла собой на равнине почти идеальную мишень. Подрывники еще только закладывали заряды, когда стали падать первые бомбы. И тут в небе появился одинокий английский самолет.







Англичане предоставили в помощь восставшим несколько самолетов для разведки и поддержки с воздуха. Услышав далекие разрывы бомб, один из английских пилотов — лейтенант Джунор, не ожидая приказа, поднял легкий истребитель и полетел к Деръе. Оценив ситуацию, он направил самолет прямо наперерез немецкой эскадрилье. У летчиков времен первой мировой войны были свои представления о чести. Увидев авиатора, бросающего им вызов, немецкие пилоты утратили всякий интерес к наземным целям и бросились преследовать самолетик Джунора. Им казалось, что сбить его — ведь их машины были намного современней — не составит особого труда. Повстанцы получили шанс: подрывники успели закончить свою работу, а сконцентрированная в одном месте армия (собственно говоря — несколько тысяч человек) рассеялась на мелкие группы, двинувшиеся в различных направлениях. Английский же летчик, сделав “круг почета” с восемью немецкими самолетами на хвосте, ухитрился спастись, приземлив свою изрешеченную пулями машину поблизости от отряда подрывников Лоуренса, в распоряжении которых был автомобиль, и на автомобиле вся группа вырвалась из зоны огня...



Кто–то из военных историков назвал арабскую кампанию “последней романтической войной” в истории человечества. Благородные кочевники на верблюдах, верные идеалам свободы, являли собой разительный контраст с армиями в хаки, засевшими в окопах и поливающими друг друга артиллерийским огнем. Но определение “романтическая” в приложении к той войне в пустыне имеет еще один, более глубокий смысл: это была война одиночек против государственной машины. На одной чаше весов лежали регулярность поставок продовольствия и амуниции, согласованность железнодорожного расписания и бюрократическое оформление грузов, на другой — своеволие небольших групп кочевников, вдруг появляющихся из пустыни и разрушающих мосты и железнодорожное полотно, телефонные коммуникации и телеграфные линии, или своеволие молодого лейтенанта, который поднимает самолет в воздух, не дожидаясь приказа. Кто знает, не он ли на самом деле нанес сокрушительное поражение Оттоманской империи в первой мировой войне?



Однако у “романтики” той войны была и оборотная сторона: “Пути бедуинов достаточно тяжки даже для тех, кто знаком с ними сызмальства, но для чужаков они ужасны; это смерть при жизни, — писал Лоуренс. — Вечная битва нашего существования вырвала из душ всякое беспокойство о жизни — собственной ли, окружающих ли... Каждый день смерть уносила еще одного; оставшиеся знали, что они — лишь наделенные способностью чувствовать марионетки на сцене Божьей; кукловод же наш был поистине безжалостен, безжалостен до самого последнего момента, покуда мы еще могли переставлять истертые в кровь ноги, двигаясь все дальше и дальше. Выбившиеся из сил завидовали тем, кто устал настолько, чтобы умереть; успех казался столь далеким, а провал — столь близким и неизбежным, что смерть сулила мгновенное освобождение от всех трудов. Полнейшая апатия сменялась крайним напряжением нервов: мы жили или на спаде, или на пике всех чувств. Измотанность, выжатость была для нас подобна яду; она заставляла нас думать лишь о насущном, отбросив саму мысль о зле, которое мы несем тем, кто столкнется с нами, или зле, которое мы претерпеваем: физические чувства на поверку оказались ничего не стоящей мгновенной пеной. Порывы жестокости, извращения, похоти проносились по поверхности, не затрагивая сущности; моральные законы, которые раз за разом попирались в силу нелепого стечения обстоятельств, казались лишь пустым звуком... Наши руки постоянно были в крови: мы получили своего рода индульгенцию. Ранить, убивать казалось лишь преходящей, мгновенной болью, ибо сама наша жизнь была мгновением и не ведала к нам жалости... Мы жили одним днем, ради этого дня мы умирали...”



Все кончилось 1 октября 1918 года: повстанцы заняли Дамаск. Турция утратила контроль над Арабским Востоком.



Лоуренс был отозван в Англию, однако вскоре его включают в состав британской делегации на Версальской конференции. Перед ним открывается блестящая политическая карьера. Но дипломатом Лоуренс никогда не был. Трагедия его в том, что он пытался быть рыцарем в эпоху динамита. Он весьма своеобразно (с точки зрения английского правительства) понял свою роль на конференции. Сражаясь бок о бок с арабами, он сражался во имя создания единого арабского государства. Однако появление такового на Востоке вовсе не входило в планы великих держав. Англичане давали арабам весьма расплывчатые обещания, однако еще в 1915 году заключили с Францией ряд соглашений, касающихся раздела мира после войны. И арабскому государству места там вовсе не было. Лоуренс случайно узнал об этих планах союзников еще в середине арабской кампании и не без труда справился с обрушившимся на него потрясением: ведь представители английского правительства, посылая его к восставшим, заявляли ему совсем иное. Фактически его и арабов предали и цинично использовали в чужой игре. Правда, к концу войны Англия стала побаиваться чрезмерного усиления Франции и готова была предпринять некоторые шаги, чтобы этого не допустить. В частности, поднять вопрос о том, чтобы некоторые арабские территории получили независимость. Вернее — номинально независимое правительство, на самом деле являющееся марионеткой в руках европейских держав. Желательно — Великобритании. Поэтому Ллойд Джордж даже прислал Фейсалу приглашение на конференцию. Однако в официальный список участников Фейсал включен не был. Об этом он узнал только в Париже, когда его проинформировали от имени оргкомитета, что “правительство Франции сожалеет, однако арабская делегация не получила представительства на конференции, ибо великие державы покуда не заявили об официальном признании правительства повстанцев”. К вечеру того же дня “недоразумение”, правда, разрешилось. Посредником между арабами и союзниками вновь выступил Лоуренс. Через свои связи — генерала Алленби и друзей в министерстве иностранных дел — он добился, что вечером Фейсал получил официальное подтверждение от Ллойд Джорджа: арабы могут иметь на конференции двух представителей.



С этого момента Лоуренс фактически присутствовал на конференции не как член английской делегации, но как личный представитель и переводчик Фейсала. На официальные мероприятия он являлся не в мундире полковника британской армии, как того требовал протокол, а в арабском одеянии, жил в том крыле гостиницы, что было отведено Фейсалу, и помогал ему составлять речи. Даже на прием в Букингемском дворце, устроенный Георгом V в честь Фейсала во время перерыва в работе конференции, Лоуренс, демонстративно нарушая этикет, пришел в арабском платье. На вопрос короля, что послужило тому причиной, он ответил: “Ваше Величество, волею обстоятельств я оказался вассалом двух господ: Вас и короля Фейсала. И честь велит мне вызывать недовольство того из них, кто сильнее, а не кто слабее. Поэтому я предпочел задеть Ваши чувства, а не чувства короля Фейсала, который привык видеть меня именно в этих одеждах”.



Все эти поступки Лоуренса принесли ему скандальную известность — но не принесли арабам желаемого решения. Все, что они получили, — это королевство Сирия под протекторатом Франции. На трон королевства был возведен Фейсал.







Лоуренс воспринял такое решение едва ли не как личное оскорбление. Он испросил у короля Георга аудиенции, на которой вернул награды, врученные ему английским правительством, заявив при этом, что “стыдится той роли, за которую получил свои ордена: от имени Англии он давал арабам известные обещания, и эти обещания выполнены не были, так что теперь ему, возможно, придется сражаться против своих соотечественников — при таких условиях он не считает возможным носить британские ордена”.



Любопытно, что даже после подобного жеста Лоуренсу не был закрыт путь к официальным должностям. После провала его усилий на Версальской конференции он около года провел в Оксфорде, преподавая в колледже, но в 1921-м Уинстон Черчилль приглашает его работать под своим началом на Ближнем Востоке. Перед Лоуренсом открывались блестящие карьерные перспективы. Однако, сделав все необходимое, чтобы на Востоке установился мир, он подает в отставку.



Бернард Шоу со свойственным ему сарказмом заметил по этому поводу, что английское правительство вовсе не проявило себя неблагодарным по отношению к Лоуренсу. Оно предложило ему на выбор несколько назначений, ни одно из которых того не устраивало: после Версальской конференции он не хотел иметь никаких дел с родным государством. Тогда правительство предоставило ему возможность “самому обеспечить себя средствами к существованию, написав книгу обо всем, свидетелем чему он был, и безбедно жить на доходы с ее продажи. Ныне так делаются все состояния отставных министров...”.



Лоуренс действительно сел писать книгу. Но он отказывался “делать деньги на крови арабов и турок”, так же как и на памяти друзей, с которыми бок о бок воевал в пустыне.



Выйдя в отставку, Лоуренс скоро обнаружил, что ему практически не на что жить. Никаких сбережений у него не было. (Это тем более показательно, что за время арабской кампании через его руки прошло около полумиллиона фунтов стерлингов: он имел право по своему усмотрению распоряжаться специальным фондом, выделенным английским правительством для поддержки восставших. Кстати, издержки англичан на ближневосточную кампанию весьма ярко говорят о том, что именно Лоуренс сделал для Англии: все операции на ближневосточном театре во время первой мировой войны обошлись английским налогоплательщикам в 11 миллионов фунтов, а введение английских войск в Ирак во время восстания 1921 года — вывода которых из страны и добилась комиссия Черчилля — в 60 миллионов фунтов.) Арабы вовсе не спешили выразить Лоуренсу свою признательность и обеспечить какой–нибудь почетной пенсией. Они ограничилась тем, что поднесли ему золотой кинжал — знак власти шерифа. Некоторое время герой арабской войны вел в прямом смысле полуголодное существование. Безденежье и растущее отвращение к собственной славе заставили его под именем Джеймса Хьюма Росса завербоваться в Королевские воздушные силы. ВВС казались Лоуренсу неким мужским братством избранных. Реальность расставила все по местам.



Начались дни обычной армейской муштры, к которой, в силу своего взрывного характера, Лоуренс менее всего был приспособлен. Поэтому вскоре он близко познакомился с полным набором дисциплинарных мер, предусматриваемых в британской армии для нерадивых военнослужащих. В частности, с тем, что значит провести неделю на уборке отхожих мест. Дополнительное напряжение — и внешнее и внутреннее — в казарменную жизнь Лоуренса привносили любого рода напоминания о прежнем его положении. Так, вернувшись вечером после грязной работы, он мог извлечь из кармана кителя пропахшее экскрементами письмо, полученное с утренней почтой, но еще не прочитанное, и обнаружить, что его приглашают на должность главного редактора в один из самых высоколобых английских литературных журналов — “Бель–леттр”. Или из блокнота нерадивого курсанта, стоящего навытяжку перед орущим на него лейтенантом, мог выпасть лист бумаги: верительная грамота, наделяющая предъявителя, полковника Лоуренса, правами полномочного представителя Великобритании на арабских территориях.



Лоуренсу не удалось долго скрывать свое подлинное имя. Вскоре журналисты каким–то образом докопались, что герой войны служит простым курсантом Королевских воздушных сил, а начальство Лоуренса узнало, что тот сочиняет книгу про армию, где военные предстают отнюдь не в лучшем свете, — и разгорелся скандал. Вызванный для объяснений, Лоуренс теряет над собой контроль. Армейский психиатр признает его ограниченно вменяемым, и Лоуренса с позором изгоняют из ВВС. Когда вся эта история докатилась до Бернарда Шоу, Лоуренсу симпатизировавшего и даже взявшегося редактировать оконченные к этому времени “Семь столпов мудрости”, тот отправил “Россу” весьма резкое письмо: “Подобно всем героям — и, должен прибавить, всем идиотам, — Вы чересчур самоуверенны... Вы должны были вести себя иначе, а теперь — теперь бесполезно отрицать, что Лоуренс — это Ваше подлинное имя. Это Вас не спасет... Вы — Лоуренс и будете им до конца Ваших дней и даже после смерти — вплоть до конца того периода, который мы называем “новейшей историей”.



Лоуренс крайне болезненно воспринял все происшедшее. В армии он искал забвения своего “я”, некоего освобождения от груза ответственности и памяти. Жестокость и лишения, через которые он прошел во время войны в пустыне, подорвали его психику: фактически он находился на грани сумасшествия. В нем видели героя, гениального полководца, а он ненавидел свою роль в истории, считая себя предателем, ибо то единое арабское государство, ради которого сражались его друзья–повстанцы, так и не было создано: восстание стало разменной монетой в политике великих держав. Образ полководца, который ему усиленно навязывала пресса, претил Лоуренсу еще больше; его опыт резко отличался от опыта военных гениев вроде генерала Людендорфа. Те лишь отдавали приказы и редко видели истинные последствия их выполнения: цифры военных потерь, ложащиеся на штабные столы, не дают представления о перекошенных болью лицах убитых, окопных вшах и тому подобном. Лоуренс же даже самые жестокие вещи вынужден был совершать своими руками. Он лично пускал под откос поезда, и на него падали окровавленные куски тел, поднятые в воздух взрывом, — и он сам приводил в исполнение смертные приговоры в повстанческой армии, ибо никто из арабов не решался этого сделать, опасаясь кровной мести родственников, хотя порой то был единственный способ предотвратить предательство, измену или малодушие. И вот теперь он хотел спастись от воспоминаний, прикрывшись личиной чужого имени, затерявшись в безликости армейских рядов сгинуть, раствориться.



Вскоре после увольнения из авиации он — под фамилией Шоу — вступает добровольцем в танковый корпус. Позже он признается, что это было одной из величайших ошибок в его жизни. Сослуживцы по корпусу оказались людьми на редкость ограниченными. Да, Лоуренс хотел причаститься простоты, прозы жизни — но не до такой же степени! А тут, когда, мучимый ночными кошмарами, навеянными воспоминаниями о войне, он стал кричать и перебудил всю казарму, ему просто–напросто устроили “темную”. “Лицо разбито, сломана нога, когда–то поврежденная на войне... Кажется, меня били четверо... Унизительно — и очень больно”, — пишет он старым друзьям. Единственной отдушиной для него стала безумная езда на мотоцикле: ощущение риска напоминало ему, что он еще жив. “Все это — сумасшествие; порой я задумываюсь, до какой степени я безумен и не станет ли психушка моим следующим пристанищем...” — проговаривается он в одном из писем.







Друзья — Бернард Шоу, Тренчард и другие — пытаются помочь Лоуренсу. Так, Шоу пишет резкое письмо премьер–министру, указывая, что ситуация, когда Лоуренс вынужден служить в качестве наемного солдата, позор для страны. Прежде чем отправить письмо, он показывает его Д. Дж. Хогарту, знавшему Лоуренса еще во времена Кархемиша. Хогарт с грустью констатирует, что, по его мнению, обращение Шоу останется без результата: “В случае Лоуренса проблема не в том, чтобы обеспечить его достойным жалованьем. Проблема в его образе жизни. Я не могу представить правительственный пост, который премьер–министр мог бы предложить Лоуренсу, а тот — согласился бы принять... Он тут же начнет говорить о моральной проституции и — отставке... Лоуренс — человек не совсем нормальный, и поэтому что–нибудь для него сделать чрезвычайно сложно...”



В редкие моменты, когда депрессия отступала, Лоуренс мог иронизировать по поводу своего положения: “Всем я не ко двору. Лейбористы величают меня не иначе как “шпион империализма” и прилюдно сжигают мое чучело на костре, консерваторы видят во мне большевика, а лорд Т. утверждает, что я — фигляр, озабоченный саморекламой...”



В конце концов усилия друзей дали свои плоды, и Лоуренсу разрешают вернуться в авиацию — в качестве техника, ответственного за предполетную подготовку машин. Это положение его вполне устраивает.



К тому времени книга воспоминаний “Семь столпов мудрости” закончена. Блестяще написанная, она была необычайно далека от жанра военных мемуаров, всегда пользовавшегося в Англии популярностью.Несмотря на обилие стратегических выкладок, точных данных о передвижениях войск и тому подобных материалов, представленных на страницах этого сочинения, “Семь столпов мудрости... ” читались как исповедь интеллектуала–одиночки, не желающего принимать на веру и разделять установки общества: “Мои попытки жить все эти годы “в арабском платье”, имитируя мышление араба, оторвали меня от моего английского “я” и позволили увидеть Запад, его условности иным взглядом: тот мир рассыпался для меня прахом. Но вместе с тем искренне переродиться в араба я не мог, это было притворством, и только. Легко лишить человека веры, обратить его в веру иную — тяжело. Я сбросил старую кожу — но не оделся новой, я сделался подобен гробу Магомета из нашей легенды; отсюда — чувство всепоглощающего одиночества и презрения, нет, не к людям, но ко всем их деяниям... Иногда “новое” и “старое” “я” затевают в пустоте диалог; полагаю, в такие моменты безумие подступает совсем близко, оно все время маячит рядом с тем, кто видит мир сквозь покровы двух обычаев, двух образований, двух обществ”. Несмотря на горечь, которой исполнены многие строки лоуренсовских воспоминаний, для поколения “Смерти героя” его книга была подобна глотку надежды. Она оказалась способной “реабилитировать” сознание целой нации, надломленное пониманием абсолютной бессмысленности мировой войны:Лоуренс невольно доказывал, что пусть на самой периферии, но это была война за свободу — хотя бы одного народа. Больше того, судьба Лоуренса служила примером того, что воля одиночки способна изменить действительность вплоть до перекройки политических границ на карте мира. А проблема соотношения индивида и общества в “век толп” мучительно занимала в ту пору европейских интеллектуалов. Неудивительно, что горячими почитателями Аравийца оказались столь разные люди, как Уистен Хью Оден и Роберт Грейвз, Киплинг и Эзра Паунд, — именно те, кто предлагал свои решения этой дилеммы.



Лоуренс издал “Семь столпов мудрости” исключительно для друзей, в количестве 500 экземпляров, и разорился на этом издании, хотя воспоминания об арабской кампании могли бы принести ему состояние. Достаточно сказать, что через неделю после выхода книги в “Таймс” стали печататься объявления, авторы которых готовы были платить 5 фунтов в неделю (для сравнения: за перевод “Одиссеи” Лоуренс получил 800 фунтов) за возможность ознакомиться с таинственной публикацией. Книга распространялась по подписке, по 30 фунтов за экземпляр, притом что стоил тот намного дороже: Лоуренс заказал художникам портреты участников событий, и, естественно, они были воспроизведены в цвете, книга печаталась вручную, на специальной бумаге, а каждый экземпляр одевался в свой, неповторимый переплет. Как заметил Бернард Шоу, Лоуренс сделал все, чтобы потратить на это издание последние оставшиеся у него средства, проявив себя человеком, абсолютно неприспособленным к коммерческой цивилизации. С другой стороны, возможно, что таким образом он пытался разрешить свои психологические проблемы, связанные с “чувством вины перед арабами”.



Параллельно с “Семью столпами” выходят воспоминания Лоуэлла Томаса “С Лоуренсом в Аравии” и “сокращенная”, суходокументальная версия воспоминаний самого Лоуренса, на которой все же настоял издатель, — “Мятеж в пустыне”. Аравиец вновь оказывается в центре внимания публики. Друзья — особенно те, кто, как Черчилль, стоял близ вершин власти, — понимая, что эта ситуация может привести Лоуренса к очередному психологическому срыву и скандалу, поспешили “убрать” его из Англии, отправив служить авиационным техником в далекий индийский гарнизон близ Карачи.



Публикация “Семи столпов” не избавила Лоуренса от того, что сам он называл “чернильной лихорадкой в крови”; в Индии он принимается за новую книгу — на этот раз за роман из жизни ВВС. Книга, получившая название “Орлянка”, увидела свет лишь в 1955 году: прежде чем передать роман издателю, Лоуренс послал его для “ознакомления” Тренчарду, столь много сделавшему для того, чтобы жизнь Аравийца наладилась; Тренчард счел, что “роман слишком неприглядно рисует быт военных летчиков и его публикация могла бы нанести ущерб престижу британских воздушных сил”.



В мае 1928 года Лоуренса переводят из Карачи в Мираншу — маленький гарнизон почти у самой границы с Афганистаном. Нет ничего удивительного в том, что, когда зимой в Афганистане вспыхивает восстание, газетчики, раскопавшие информацию о пребывании Аравийца в Индии, на границе с охваченной мятежом страной, спешат приписать восстание делу его рук. Лоуренса тут же отзывают в Англию, однако проделано это было столь неуклюже, что лишь подогрело подозрения. Пребывание Лоуренса в Лондоне превратилось в настоящий ад — за ним постоянно следили репортеры, он чувствовал себя дичью, со всех сторон обложенной охотниками. Он лично обзванивает редакторов крупных газет, требуя снять унизительную осаду. Наконец, опять же стараниями Тренчарда, его переводят в Дорсет, на побережье, где расквартирована эскадрилья гидросамолетов.



Новое назначение открывает Лоуренсу некоторый простор для деятельности. Он предлагает ряд технических усовершенствований для торпедных катеров, участвует в организации воздушных парадов, “с его подачи” вносятся немаловажные изменения в инструкции, касающиеся управления “летающими лодками”, чей экипаж состоял наполовину из моряков, наполовину из летчиков: по представлении специального рапорта, подготовленного Лоуренсом, было принято решение о том, что командование в воздухе передается пилоту, независимо от его служебного ранга.



С головой уйдя в работу, Лоуренс перестает болезненно реагировать на всякое упоминание своего имени. Так, известие о том, что социалисты устроили публичное сожжение чучела Аравийца — “архишпиона империализма”, — вызывает у него лишь приступ веселья. Он занят новой книгой — историей своего поколения, собираясь назвать ее либо “Листва на ветру”, либо “Исповедание веры”. Он даже вполне счастлив. Во всяком случае, он обрел что–то вроде покоя. Лишь порой он выводит из гаража мощный мотоцикл — подарок Бернарда Шоу — и на бешеной скорости устремляется навстречу ветру. Друзья твердят, что когда–нибудь он разобьется, но он только отмахивается...







13 мая 1935 года он отправляется с утра на одну из таких безумных прогулок и на повороте рядом со своим домом, пытаясь разъехаться с грузовиком, врезается в дерево. Официальная версия гласит, что то была лишь обычная автокатастрофа, однако она странным образом совпадает по времени с внезапной смертью короля Фейсала во время пребывания того на отдыхе в Швейцарии. Расследование так ничего и не дало, но подозрения о преднамеренном характере инцидента остались. Лоуренс умер через несколько дней в больнице. А любители загадок до сих пор строят версии, не “позаботились” ли о его уходе из жизни некие спецслужбы: Аравиец раздражал слишком многих, и его смерть могла быть выгодна множеству сторон, начиная от арабов, борющихся за власть после смерти Фейсала, или немецких спецслужб, обеспокоенных работой Лоуренса над торпедными катерами, — и до палестинцев, недовольных своим положением после первой мировой войны, или английского правительства, изрядно уставшего от компрометирующего его одним фактом своего существования “руководителя арабского восстания”.



На похоронах Лоуренса Черчилль назвал его “одним из величайших людей, живших в наше время”. И с горечью признал, что, сколь бы Англия ни нуждалась в подобных ему, второго такого человека ей никогда не суждено увидеть. “Он будет жить в английской литературе, в истории войны... и в арабских легендах”.



Странный человек, оказавшийся заложником своей эпохи, принесший жизнь в жертву чужому народу и личной идее долга, он оставил после себя книгу, которая, может быть, стала одним из лучших документов, свидетельствующих, чем же именно был ХХ век — столетие крови и жестокости, наивности и отчаянья...

@темы: История

---

лоуренс аравийский

ах, так он еще и хромал!



ДИНАМИТ ВОЙНА ЛОУРЕНСА И СОЗДАНИЕ СОВРЕМЕННОГО БЛИЖНЕГО ВОСТОКА

А ЛЯЛЬКИНА



Это был один из величайших людей нашего времени.

У. Черчилль



В XX столетии известная и чрезвычайно загадочная личность британского супершпиона, боевика, дипломата и писателя Томаса Эдварда Лоуренса или Лоуренса Аравийского была синонимом романтических приключений. Блестящий выпускник Оксфорда, историк и археолог с ученой степенью возглавил армию мятежных бедуинов, став мозгом Великого арабского восстания и его организующей силой. Объявленное в 1916 году из Мекки шерифом Хусейном, потомком пророка Мохаммеда, Арабское восстание имело целью завоевать независимость для арабов. Военный и духовный лидер арабского мятежа против турок Лоуренс был непревзойденным идеологом и тактиком партизанской войны.



Увы, его опыт и знания «общения» с арабами утрачены. Более того, многие арабы сегодня не могут простить Британии и Лоуренсу тот мир, который они принесли Ближнему Востоку.







Семейные тайны







Знаменитый герой был невысокого роста, хромал, имел мягкий мелодичный голос, его речь была характерной для человека из высшего общества. Легенда Лоуренса началась еще до рождения, и его семья хранила собственные секреты на протяжение двадцати лет после его смерти.



В конце восьмидесятых годов ХIХ века богатый англо-ирландский сквайр — четвертый баронет Томас Чэпмен из аристократического рода потомков Уолтера Рэйли, оставил Ирландию, свое состояние, жену, четырех дочерей и сбежал с гувернанткой мисс Лоуренс. Как мистер и миссис Лоуренс пара имела пятерых сыновей и внешне выглядела так респектабельно, как будто состояла в законном браке по всем церковным канонам. Томас Эдвард Лоуренс, который станет впоследствии знаменитым Лоуренсом из Аравии, был их вторым сыном. Он появился на свет 15 августа 1888 года и в школьные годы рассказывал своим одноклассникам, что родился в один день с Наполеоном.



Стремясь дать детям достойное образование, родители Томаса обосновались в Оксфорде. Немногословный, целеустремленный, непроницаемый Лоуренс учился прекрасно. По причине невысокого роста и хромоты он ненавидел спортивные игры, но одноклассники отмечали его железную волю, острый ум, эксцентричность, великодушие и стремление нравиться. Тогда никто из них не признавал в нем будущего лидера. Он мало спал, мало ел, много тренировался и украшал свою комнату портретами знаменитых шевалье эпохи рыцарства, потрясавших его воображение своими героическими поступками и кодексом чести, которому всегда будет следовать в собственной жизни.



В 1906 году Лоуренс узнает правду о своей семье: его родители никогда не были женаты, и он был незаконнорожденным, как и четверо его братьев. Юноша пережил глубочайший кризис. Потрясение было так велико, что он бежал из дому. В течение полугода Лоуренс служил рядовым в Королевской Артиллерии, и только грубость и жестокость армейской службы вынудили его вернуться домой.



В 1908 году в Оксфорде Лоуренс познакомился с Дэвидом Хогартом, признанным археологом и ученым по Ближнему Востоку, сотрудником Интеллидженс Сервис, необыкновенно одаренным человеком, оказавшим кардинальное влияние на его судьбу. Лоуренс начал курс обучения в колледже иезуитов Оксфордского университета, которое обеспечивало его становление не только как археолога, но и офицера разведки. Отдавая дань своим романтическим интересам, Лоуренс избрал средневековую военную архитектуру предметом научной работы на выпускных экзаменах и отправился во Францию изучать замки крестоносцев. В этом путешествии он заболел малярией, а при фотосъемках и зарисовках очередной крепости был арестован по подозрению в шпионаже.







Оксфордский странник







Темой своей диссертации для получения ученой степени Оксфордского университета Лоуренс избрал изучение влияния крестовых походов на европейскую военную архитектуру. В 1909 году он совершил тысячемильный поход в Сирию и Палестину. Главным инициатором этой идеи был Хогарт. Выбранный им регион, будучи частью Оттоманской империи, представлял сферу растущих стратегических интересов Форин Офис. Британия стремилась удержать европейские державы, прежде всего Францию, Германию и Россию, от сближения с Ближним Востоком из-за опасений потерять контроль над Египтом и своими коммуникациями с Индией.



В надежде, что Оттоманская империя неизбежно распадется, европейские державы заранее стремились разделить ее между собой. Наибольшую активность проявляли Франция и Германия. Немецкие инженеры строили железную дорогу Берлин—Багдад для мусульман, совершавших паломничество в святые места — Мекку и Медину. Такое сообщение между Берлином и Босфором было, без сомнений, против британских интересов и создавало опасную близость немцев к Египту и Индии. Главная задача Хогарта в миссии в Сирию заключалась в поисках подходящего места для раскопок на севере страны, которые бы удобно скрывали наблюдение за ходом строительства железной дороги и служили бы целям самой археологии. Место, рекомендованное Хогартом, называлось Карчемиш, и находилось в 60 милях севернее Алеппо, как раз там, где железная дорога от Берлина к Багдаду должна пересекать великую реку Евфрат.



Хогарт через руководство Колледжа иезуитов добыл для Лоуренса от лорда Керзона, канцлера Оксфордского университета, специальные наставления безопасного поведения при контактах с турецкими властями. Лоуренс путешествовал три недели в одиночку и очень близко подошел к Карчемишу, где произвел необходимые для Хогарта съемки. Он угодил в перестрелку с кочевниками, где-то еще был ограблен и жестоко избит, остался без носков и фотокамеры, но преуспел в изучении 36 замков, сделав тщательные рисунки и фотографии увиденного. Диссертация принесла Лоуренсу первую награду Оксфорда по истории.



В 1911 году по поручению Британского музея и как протеже Хогарта Лоуренс отправляется археологом в Карчемиш. Он показал себя как способный организатор, в то же время работа археологом доставляла ему наслаждение. Он ввел традицию отмечать каждую новую археологическую находку выстрелами из револьвера. Лоуренс завел дружбу с некоторыми из арабов, включая шейха Хамуди и местного 14-летнего мальчика Дахума, с которым обращался как с младшим братом. Эта дружба породила много сплетен в Карчемише, особенно после того, как Лоуренс, любивший шокировать общественное мнение, не стал опровергать слухи об их физической близости.



Изучая регионы вокруг Евфрата, Лоуренс серьезно заболел, вероятно, тифом. Частые атаки озноба доводили его до изнеможения. Все еще в плохом состоянии он вернулся в Англию, взяв с собой Дахума и сердобольного шейха. Вполне возможно, Лоуренс получил инструкции взять их с собой для того, чтобы обучить их разведывательному делу, чего нельзя было сделать в Сирии.



Первый сезон в Карчемише оказался удачным и Лоуренс продолжил раскопки в качестве археолога. Но в 1913 году после прибытия в Стамбул немецкого генерала Лимана фон Сандерса трения между Британией и Оттоманской империей участились. В начале 1914 года Лоуренс под предлогом научной экспедиции исследовал северную часть Синая восточнее Суэца. На эту подозрительную землемерную деятельность турки вскоре наложили запрет, но «археологи» продолжали работу. От Лоуренса потребовали немедленно вернуться в Англию и написать археологический отчет, дабы успокоить ярость Стамбула. Он подготовил довольно пространный отчет об археологических поисках в Карчемише и на Синае, но было слишком поздно улучшать англо-турецкие отношения. События в мире изменились так быстро, что отчет не успели опубликовать. Турция вступила в войну, и Лоуренс получил назначение в Египет.



Руководство Британского музея заявляло, что никаких политических целей в проведении раскопок в Карчемише не существовало. Несколько красивых вещиц, найденных на раскопках, Музей якобы приобрел. Примечательно также, что Лоуренс после войны не проявлял никакого интереса к археологии, несмотря на блестящие перспективы.







Мятеж в пустыне







Лоуренс был одержим идеей одеть военную форму как можно скорее — чувство, которое разделяло целое поколение молодых британских патриотов. Он пытался сначала вступить в регулярную армию, но поскольку добровольцев было больше чем достаточно, военное ведомство отказывалось призывать мужчин с ростом менее шести футов.



В конце 1914 года последовали частые запросы в Лондон от египетского командования с просьбой прислать специалистов, владеющих арабским языком и знающих регион. В каирском Араб-Бюро Лоуренс провел более года, главным образом допрашивая пленных, составляя карты и отчеты о политической ситуации в Оттоманской империи. При этом он закрепил за собой репутацию неисправимого разгильдяя. Небрежно одетый, с длинными растрепанными волосами, достаточно наглый и совершенно недисциплинированный, Лоуренс вел себя вызывающе, что приводило к частым ссорам с вышестоящим начальством. Это был как раз тот период, когда младший лейтенант Лоуренс становится известным благодаря своей расхлябаннй внешности и сумасшедшей езде на вызывающе большом мотоцикле.



В середине 1915 года братья Лоуренса, Билл и Франк, погибли на западном фронте во Франции. Их гибель он пережил очень тяжело. Лоуренс считал, что не имеет права оставаться в спокойном Каире и добился направления в Месопотамию для подготовки мятежа против турок среди жителей Басры. Правда, сам он считал эту идею абсурдной и оказался прав — она провалилась.



Затем Лоуренс обратил свою энергию на разработку Арабского восстания. Британия возлагала большие надежды на этот мятеж в турецком тылу, так как он отвечал британской стратегии в ее войне против Турции и Германии. В то время многие осведомленные европейские интеллектуалы сочувствовали идее арабской независимости, и среди них был и Лоуренс. Арабы не имели явного лидера, хотя отдельные личности и семьи обладали огромным влиянием, особенно шериф из Мекки Хусейн. Семья Хусейна — хашимиты (теперешний королевский дом в Иордании) — утверждала, что является прямым потомком Пророка Мохаммеда через его дочь Фатиму. Шериф Хусейн имел необходимое влияние на инициацию мятежа, по крайней мере в своем регионе, но был далек от всеобщей поддержки и не являлся единственным претендентом на трон арабского королевства.



Предыдущие несколько лет британские дипломаты секретно общались с Хусейном, давая свои заверения в том, что корона со столицей в Дамаске увенчает его мечту о независимой арабской нации. К началу 1916 года шериф и его сыновья, воодушевленные обещаниями Британии, заканчивали последние приготовления к восстанию. В тайне от Хусейна Британия в январе 1916 года заключила секретный Пакт с Францией и Россией, известный как соглашение Сайкса-Пикота-Сазонова. Если союзники победят в войне, то они поделят территории Оттоманской Империи между собой.



В течение первой половины 1916 года второй сын шерифа Абдулла совершил поездку в Каир и тайно контактировал с британцами как представитель Хусейна. Опираясь на британскую поддержку (было выделено 70 000 фунтов и значительное количество оружия), шериф Хусейн по расписанию начал Великое арабское восстание — сделал первый выстрел с балкона своего дома в Мекке в сторону турецких казарм. 13 июня 1916 года все турки в Мекке, а 16 июня в Джидде сдались. Однако Медина оставалась препятствием слишком серьезным, чтобы шериф мог его преодолеть своими силами.



продолжении в комм







(человек на мотике - лоуренс)

@темы: История

---

воззвание

девочки!

давайте поделимся торрент-порталами (или дневниками, где выкладывают торренты на фильмы)

фильмы интересуют новейшие, редкие и совсем старые

в свою очередь я напоминаю, что сериалы, переведенные на руский язык, дают

на www.lostfilm.tv

и на www.novafilm.tv



(а то, понимаете ли, захотела скачать черную книгу на фанкисолз, а там просто по капле падает и никто толком не сидирует)

@темы: Для памяти

---

иордания. замок крак

инфо о краке

@темы: Путешествия

---

1. (из рецензии на последнего хауса) And finally, have I mentioned that Hugh Laurie is a god?



2. вчера смотрела в оперетте на шестерых парней, бьющих степ. это было впечатляюще

австралийская группа TAP DOGS. полтора часа как 20 минут (без антракта или минутного отдыха)







первым трем рядам раздавали плащи с капюшонами, потому что







3. умер бодрийар, папа симулякра

@темы: хаус

---

досье дрездена

я смотрю четыре сериала: хауса, карнавал, мертвые как я и досье дрездена

главный герой (собственно, дрезден) так хорош собой, что хочется поделиться

@темы: Кино

---

хаус. жесткий спойлер

если вы смотрите русифицированный первый сезон и не желаете знать, что будет с героями через два года - не ходите под кат, где лежат самые шокирующие кадры вчерашней серии

@темы: хаус

---

иордания. пустыня вади рам. гора "семь столпов мудрости"

издалека







вблизи







поверхность







ущелье с клаустрофобией















другая гора

@темы: Путешествия

---

итак, я прошла путями лоуренса аравийского, тройного агента, гея, мученика, мазохиста, желавшего стать крестоносцем и рубить турок. росту в человеке было метр 65 см

краткая био на гей ру



удивительно, но романов о лоуренсе на русском нет вовсе

статей довольно мало

история его туманна и вовсе не так пафосна, как фильм

более-менее похоже на правду следующее



Т.Е. Лоуренс так и остался бы незначительной фигурой в истории Восточной кампании Первой мировой войны, если бы не молодой и честолюбивый американский журналист, которому позарез нужна была интересная тема для репортажей с Ближнего Востока. Он прослышал о капитане британской армии, осуществлявшем связь с арабскими племенами, о которых западный мир не знал абсолютно ничего. Томас понял, что рассказ о Лоуренсе будет пользоваться успехом у читателей.



Лоуэлл Томас сопровождал Лоуренса в походах, пока тот учил арабов взрывать турецкие поезда и перерезать тыловые коммуникации. Он высылал на родину великолепные иллюстрированные репортажи, которые и легли в основу мифа. Именно Томас впервые назвал британского офицера «Лоуренс Аравийский».



Когда война окончилась, Лоуэлл Томас отправился в лекционное турне по Англии и Америке, сопровождая лекции показом фотографий, на которых Лоуренс Аравийский позирует в одеянии арабского племенного вождя. Миф рос и развивался.



Вот как пишет об этом Джек Уилер:



«В 1920 году был заключен Севрский договор. К тому времени газетные писаки ловили каждое слово Лоуренса, и британское правительство было вынуждено выполнить обещание, которое он дал старейшинам арабского племени хашемитов. Нынешняя политическая ситуация на Ближнем Востоке является прямым следствием этого обещания. По условиям Севрского договора к Англии отошли владения Османской империи на Ближнем Востоке. Османская империя столетиями владычествовала на этих землях, но во время Первой мировой войны приняла сторону Германии — и проиграла. В результате эти территории не стали настоящими колониями Великобритании, но перешли под ее контроль согласно мандату Лиги Наций. И британцам понадобились марионетки, которых можно было бы поставить во главе этих земель.»



Избегая ненужных подробностей, скажу только, что Лоуренс смог убедить своих сограждан — чему немало способствовала его популярность среди газетчиков — собрать воедино три бывших провинции Оттоманской империи, создать на их основе страну под названием Ирак и поставить во главе этой страны хашемитского принца по имени Фейсал. Жители этих трех провинций столетиями ненавидели друг друга, и только авторитарный правитель типа Саддама Хуссейна может сдерживать эту вражду.



Лоуренс также смог убедить британцев нарушить условия мандата и создать страну, ставшую родиной для евреев. Когда жители Саудовской Аравии вытеснили хашемитов из Мекки и Медины, он убедил британцев передать принцу Абдалле в качестве утешительного приза землю, которая согласно мандату принадлежала евреям, жившим по ту сторону реки Иордан.



Эти события в дальнейшем привели к катастрофическим последствиям, которые согласно библейским пророчествам станут началом всеобщей глобальной войны.



но хотелось бы почитать больше

@темы: История

---

каждый раз поражаешься глупости молодых

на полном серьезе считают, что цифру 23 заметили именно они

и не было пиорриджа, койла и 23скиду



собрание фактов о 23

@темы: оккульт, Для памяти, Личное

---

мое. для атмосферы

Манерная эпидемия: от старших к младшим



Как обучить хорошим манерам этих ужасных детей? Они громко спрашивают «а почему тетя напротив такая страшная?». Они встают на мостик в центре зала Центрального Детского Мира, если ты не покупаешь им маленькую куколку за 200 евро. Они пукают в общественных местах и едят сопли за столом. Катастрофа!



Гюго говорил: «Чтобы изменить человека, нужно начинать с его бабушки». Если вы хотите видеть своего ребенка как минимум вменяемым, подумайте, с кем он общается чаще всего. С дедулей, который чуть что переходит на визг? С доброй молдавской нянечкой, выговор которой вы с трудом понимаете? Внимание, вчера она вызвалась заниматься с вашим сыном английским.

То, что в учебниках хороших манер деликатно оставляют под конец, преподнося как истину в высшей инстанции, мы выскажем сразу и в лоб. Прежде чем требовать от детей соблюдения норм этикета, взгляните на себя.

Дети являются нашими гротескными копиями. Они копируют и преумножают наши пороки: нетерпимость, эгоизм, ограниченность. Возмущаетесь: «современные дети не любят читать»? Вспомните, когда вы сами читали что-то посложнее детектива Акунина. И сколько разгаданных японских кроссвордов (сложенных пасьянсов) приходится на страницу усвоенного вами текста.

Начинающие родители очень любят принуждать ребенка к произнесению «волшебных слов». Делают это демонстративно, иногда с налетом агрессии («ща как врежу, если дяде спасибо не скажешь»). А как часто они сами благодарят ребенка? Других членов семьи? Посторонних?

Словосочетание «хорошие манеры» навевает скуку, поскольку имеет репутацию вымученную, насквозь лицемерную. Взрослые, не умеющие себя вести, хотят, чтобы их отпрыски походили на маленьких лордов. Вот пять простых правил, соблюдая которые, можно приблизить желаемое к действительному.



1. Учитесь любви

«Если он не сумеет полюбить людей, вам не удастся научить его даже поверхностным манерам», - писал Бенджамин Спок, имея в виду ребенка. Эту вечную истину можно применить к взрослому. Учитесь быть приличными людьми (даже если это вызывает в вас внутренний протест). Хорошие манеры состоят из мелких самопожертвований. Сделайте над собой усилием – вы изменяете своим хамским привычкам ради будущего ребенка. Ибо ему предстоит жить в цивилизованном мире и выезжать в европы-америки не по путевке, а по делам.

Определим: что значит - любовь к людям. Подаяние калекам в метро? Не совсем, это страх «как бы со мной ничего не случилось». Неумеренные комплименты новой кофточке коллеги? Совсем нет. Этим вы оказываете, что совсем не завидуете чужим приобретениям. Любовь к людям – это внимание. Мы вернемся к нему позже.



2. Восхищайтесь достойными.

Вся семья запойно смотрит, допустим, «Прекрасную няню». Главная героина сериала – вульгарнейшая особа из провинции. Она говорит с акцентом, ужасно одевается, единственным ее интересом является удачное замужество и полный переезд в столицу. Она комична, глупа, добра. Она близка 90% аудитории в прайм-тайм, но ролевая модель из нее никудышная. Меж тем, социологические опросы за прошлый год показали, что почти все школьницы в регионе (и многие в Москве) хотят быть похожими на нее. О каком этикете вы говорите? Вы же сами смеетесь ее плоским шуткам.



3. Уважайте чужую территорию.

Ее нарушают: громкие навязчивые мелодии звонков, звуки электронных игр, прослушивание аудио- (просмотр видео-) файлов без наушников в общественных местах, чтение книг с КПК при максимальной яркости монитора (вы ослепляете соседей по метро и не даете им читать обычные бумажные книги, светя им в уголок глаза). Безобразно выглядит человек, который на всю улицу доказывает что-то незримому собеседнику (хотя мы понимаем – это не раздвоение личности, а гарнитура hands free). Удивительно само желание рассказать миру о себе, делая вид, что ведешь интимный разговор. Мобильные телефоны развязывают руки даже самым закрытым персонажам. Они знакомят со своими взлетами и падениями бедных таксистов и пассажиров маршруток.

В городе достаточно шумно без вас. Сделайтесь тихими как мышки, и ваши дети перестанут орать дурными голосами на людях.



4. Никогда не рано.

Американские психологи считают, что до двенадцати лет дети не в состоянии поставить себя на место другого человека. Их русские коллеги более оптимистичны. Они советуют обучать ребенка правилам общежития с трех лет. Говорят: до того непосредственность ребёнка ещё слишком велика, а общественные интересы слишком малы. Однако, будущие социопаты различимы в песочнице с года. Скажите себе sos, если ваш карапуз бьет товарищей лопаткой по башке и плющит их куличики. Не решите проблему его общения сейчас – не решите ее никогда.



5. Пусть это будет вашей тайной.

Если ребенок делает нечто недопустимое (по вашему мнению), подайте ему знак. Систему знаков надо придумать заранее и при активном участии юного грубияна. Она сблизит вас, сделает похожими на заговорщиков. Расскажите ребенку, что подобной системой коммуникации пользуются карточные шулера. Тоскливое изучение этикета превратится в яркое семейное шоу.



Наука о манерах и главное – искреннее желание следовать букве партикуляра – переживали пик популярности со второй половины 19 века по 20-е годы века 20-го. К тридцатым понятие «хорошо воспитанный молодой человек» начало размываться, пока не превратилось в полную фата-моргану. Иные современные молодые люди испытывают тягу к наследию предков – они есть, они выделяются в общественном транспорте преувеличено изысканными манерами, псевдо-викторианской одеждой. Но мальчиков с пивом и громко ржущих девушек в мини все равно больше.

«Воспитание есть усвоение хороших привычек», - говорил Платон. Если считать поколения отрезками в семь лет, более десяти поколений были лишены культурных корней. Блатные привычки считались пикантными - и были в чести среди интеллигенции, добавляя перцу в ее пресное пюре.

Три поколения сменились в попытках подчеркнуть традиции из книг. Чуть ли не первыми изданиями времен перестройки стали руководства по еде ножом и вилкой. Помогли не столько книги, сколько посещения ресторанов за рубежом. Некоторым стало стыдно. По возвращении на родину, они рассказывали своим друзьям о назначении маленьких странных вилочек, которые официант кладет под левую руку. Нет, под правую.

С жизни русских появились лобстеры. Можно сказать, что именно они научили наших соотечественников быть особенно бдительными – сколько веселых историй о летающих красных клешнях было привезено из первых Куршевелей.

Дорогие товарищи. Пора браться за ум. Издавать большие красивые альбомы с гравюрами и цитатами из учебников для благородных девиц. Переводить обширнейший пласт англоязычной тематической литературы. Без этого не обойтись. Даже американцы почти перестали класть ноги на стол и выдыхать дым в лицо собеседнику. Они, собственно, курить почти отучились. В то время, как мы научились доносить пепел до пепельницы.

Давайте откроем книги начала позапрошлого века, чтобы заметить – все советы применимы. Все ситуации узнаваемы. Достаточно заменить пару слов



Одушевление предметов



Когда путешествуешь поездом или трамваем, всегда отмечай каждую деталь в отношении твоих спутников; отмечай их лицо, платье, манеру разговора и так далее, чтобы быть способным впоследствии описать каждого достаточно точно; старайся также определить, по их виду и поведению, богаты ли они или бедны (об этом обычно можно догадаться по их башмакам), и каков их вероятный род занятий, счастливы ли они, или больны, или нуждаются в помощи. (Robert Baden-Powell, Scouting for Boys, 1908).



Внимание! Речь снова идет о внимании. Невозможно пробудить в себе любовь к окружающим, глядя под ноги или в книгу. Так же трудно оттолкнуть пенсионера на выходе из вагона поезда, если минут пятнадцать помедитировать на него, воображая, есть ли у него любящая пенсионерка, играет ли он со своими внуками, любит ли «Танцы со звездами».

Грубость по отношению к окружающим происходит из восприятия людей как вещей, стоящих на пути к эскалатору. Одушевите вещи – и вы сможете проехать из пункта А в пункт Б, не задев ни одного пешехода.



Хлеб наш насущный



Воспитанные леди и джентельмены редко комментируют пищу кроме как с целью похвалить. Лучше взять понемногу от каждого блюда и съесть хоть чуть-чуть, даже если вам не очень нравится, чем совершенно от него отказаться.(Lilian Eichler, Book of Etiquette, New York, 1921)



Как часто в ресторане, попробовав экзотический выбор товарища по трапезе, люди восклицают «какая гадость!». Эта сцена повторяется с завидным постоянством на т. н. «русских курортах» Турции, Греции, ЮАР, Египта. Гадостью называется любое национальное блюдо с непривычным вкусом.

Дорогие мои, пищу нельзя ругать. Пищу можно только хвалить и благодарить бога за то, что она есть (очень тихо или про себя, не эпатируя атеистов). Обруганная пища нанесет организму вред. Также нельзя разговаривать во время еды о болезнях и несчастьях: все, что мы слышим, глотая, попадает в глубинные слои сознания.

Принимать пищу лучше с противоположным полом – быстрее переварится, больше микроэлементов усвоится. Рядом с детьми есть надо как можно медленнее (общение с ними – всегда стресс, хотя бы и приятный), уговаривая их делать то же самое.







Пытка малышом



Никогда не позволяйте детям трогать украшения в гостиных ваших друзей.

Никогда не позволяйте ребенку дергать гостью за платье, играть с ее украшениями, брать для игры ее зонтик или ридикюль и вообще досаждать ей каким-либо образом.

Никогда не сажайте ребенка на софу рядом со взрослыми, если только последние сами не выразят этого желания.

Никогда не втискивайте в экипаже ребенка между двумя взрослыми. (Sarah Annie Frost,

Frost's Laws and By-Laws of American Society, 1869)



Никогда не приходило в голову, что ваш карапуз может стать пыткой для других взрослых? Возможно то, что вызывает у вас умиление, окружающим кажется отвратительным?

Если мама не останавливает малыша, который пытается разгрызть новые бусы ее подруги или оторвать замок от ее новой сумки, это означает: «Он делает то, что хотела бы сделать я, но все как-то не могу решиться». Скорее всего, в следующий раз подруга скажется больной – и выздоровеет она не скоро.

У встреч бездетных с молодыми родителями есть другой подводный камень. Убежденные «чайлд фри» или не успевшие зачать по молодости довольно неадекватно реагируют на поведение мамы и малыша. Здесь идет разговор о плохом воспитании бездетных: не стоит обсуждать его кривые ноги и делать страшное лицо, когда малыш срыгивает на плечо маме.



Рука об руку



Если проанализировать правила этикета, можно заметить, что для каждого из них существует совершенно разумное основание. В прежние времена леди никогда не проходила по бальному залу, не оперевшись на руку джентльмена, поскольку таким образом было гораздо удобнее пересекать очень скользкую поверхность в туфельках на высоких каблуках. (...) Современная атлетическая девушка шагает по бальному залу, как по полю для игры в гольф; другая бредет — плечи опущены, руки раскачиваются, как на шарнирах, бедра и голова впереди торса; другие семенят, или скользят, или почти бегут. (Emily Post, Etiquette in Society, in Business, in Politics and at Home, New York and London, 1922)



Далее в книге речь идет о формировании красивой походки путем ношения мешков песка на голове. Возможно, этот вид фитнеса еще войдет в моду, а мы пока вернемся к первым строкам цитаты. Девушки, мы разучились ходить рядом с мужчинами. Личный опыт автора статьи подсказывает, что получасовая прогулка «под ручку» (под зонтиком, например) является ядерной тактикой соблазнения. Вам не понадобятся шикарные туфли, новое платье, умные речи. Тактильный контакт еще никогда не подводил: позвольте ему вести вас, это окрыляет и самых безынициативных.

Научите своего маленького мальчика предлагать руку девочке, которая ему действительно приятна. Объясните своей дочке, что можно ходить рядом с мальчиком, не хихикая и не пихая его в бок. И как это здорово – идти и шушукаться в отдалении от взрослых.

@темы: Статьи

---

вернулась

силы есть исключительно на то, чтобы читать чужое пропущенное

обращаю ваше внимание на след моменты

1. манифест "дерусь как женщина"

2. троицкий поздравляет моисеева

3. сотня мужских ролевых моделей. хаус на втором месте, бетмен на третьем, дарден на 14-м

4. смешные картинки. полностью

@темы: хаус, Случаи