[aretania]

Танцующий мертвец

Другой мрачный обряд, описываемый колдунами "нгаспа", известен под названием " ро-ланг" - труп, который встаёт.



Из древних манускриптов явствует, что до распространения буддизма в Тибете жрецы "Бенпо" постоянно постоянно придерживались этого ритуала во время заупокойных церемоний. Во всяком случае, резкое движение, которое делает мертвец во время этого обряда, нельзя сравнить с отвратительными явлениями, имеющими место при некоторых описанных тибетскими оккультистами мистериях один на один с трупом. Нужно сказать, что они совершенно чужды не только буддизма, но и официального ламаизма.

Существуют многие разновидности "ро-ланг", их ни в коем случае нельзя смешивать с ритуальной церемонией "возрождения" : посредством последний дух какого-нибудь существа принудительно переходит в мертвеца и его "оживляет". Между тем, на самом деле это уже не оживший мертвец, но дух другого в оболочке усопшего. Один "нгагспа", по его уверениям, сам совершающий обряд, описал мне одну из мрачных мистерий "ро-ланг" следующим образом

Отправляющий обряд запирается один на один с трупом в тёмной комнате. Он должен оживить мертвеца, распростёршись на нём - тело к телу, припав ртом ко рту покойника, и беспрерывно повторять одну и ту же магическую формулу, ни на миг не отвлекаясь никакой посторонней мыслью.Через несколько мгновений труп начинает шевелиться. Он приподнимается и старается избавится от колдуна. Тогда последний должен крепко обнять мертвеца и замереть, тесно прижавшись к нему всеми членами. Труп шевелится всё сильнее и сильнее. Он прыгает, делая немыслимые скачки, и обнимающий его человек скачет вместе с ним, не отрывая рта от его мёртвых губ. В конце концов, кончик языка трупа слегка высовывается. Это критический момент. Колдун должен вцепиться в этот язык зубами и вырвать его. Труп сейчас же снова цепенеет, а его язык тщательно высушивается и хранится колдуном в качестве могущественного магического талисмана.

"Нгаспа" удивительно ярко изобразил постепенное оживление трупа, первый вспыхнувший в провалившихся глазницах взгляд, трепет тела, переходящий в движения такие резкие, что колдун уже не в силах справиться и должен собрать все свои силы , лишь бы только от него не оторваться. Он поразительно живо описал ощущения прикосновения языка трупа к его губам, когда стало ясно - роковой момент настал, и нужно победить во что бы то ни стало, если он не хочет сам быть жертвой мертвеца.





Пир мертвецов

Тибет - страна демонов. Если судить по народным поверьям и легендам, то придется сделать вывод, что злые духи по численности намного превышают население страны.Это зловредные создания, принимая тысячи различных личин, обитают на деревьях, в скалах, долинах, озерах, источниках. Они охотятся за людьми и животными, похищая у них дыхание жизни, потребляемое демонами в пищу. Они слоняются по степям и лесам, и путник всегда рискует на любом повороте тропы очутиться с каким-нибудь из них лицом к лицу. Подобный порядок вещей вынуждает тибетцев постоянно вступать в сношение со злыми духами. В их функцию входит подчинять демонов, перевоспитывать, делать из них смиренных слуг, а в случае непокорности обезвредить и уничтожить. Обычно маги стремятся поработить одного или несколько демонов для недобрых дел. Если у колдуна не хватает умения и знания, чтобы заставить демонов повиноваться, они заискивают перед ними, стараясь лестью вкрасться в доверие духов и добиться от них помощи.



...Самая фантастическая из ритуальных церемоний, именуемая "тшед" (отрезать, уничтожить) - представляет собой подобие заупокойной мрачной мистерии, исполняемой одним единсвтенным актером.



Маг должен понять, что боги и демоны существуют только для тех и могут причинить добро и зло только тем, кто в них верит, им поклоняется и боится. Демоны не могут победить того, кто в них не верит. Тот, кому предстоит обряд "тшед", должен прежде всего, как и подобает всякому лицедею, выучить свою роль наизусть. Затем нужно произвести танец, вырисовывая ритмические фигуры ногами по земле, научиться вертеться на одной ноге в обе стороны и пр. Поэтому нет ничего удивительного, при таком положении вещей эта забавная репетиция становится зловещей.



Полный перевод "тшед" занял бы здесь слишком много места. Но главная часть обряда состоит в пиршестве. Кратко это изображается следующим образом.



Священнодействующий трубит в трубу, сделанную из человеческой бедренной кости, приглашая демонов на пир. Доводит эту мысль до состояния транса. Образ устремляется из головы, через макушку, с саблей в руке. Одним быстрым взмахом он отрубает образу голову и расчленяет его. Священнодействующий монах натравливает на добычу демонов ритуальными заклинаниями: "На протяжении беспредельного ряда веков, в процессе повторящихся существований, я заимствовал у бесчисленных существ за счет их благоденствия и их жизней, мою пищу, мою одежду и всевозможные блага, чтобы сделать свое тело в добром здравии и радости и защищать его от смерти. Я отдаю свое счастье несчастным, мое дехание жизни умирающим. Несчастье да падет на мою голову, если я устрашусь принести эту жертву. Позор всем, кто не осмелится принять ее..."



Это действие трагедии именуется "красное пиршество". За ним следует "черное пиршество". Мистическое значение последнего открывается ученикам, удостоенным высшей степени посвящения.



Теперь монах должен представить себе, будто от него осталась маленькая кучка обуглившихся остатков, плавающая на поверхности озера черной грязи от нечистых помыслов и других дел - запятнавшей его духовную сущность. Он должен понять: идея жертвы, только что ввергнувшая его в состояние неистовой экзальтации, не что иное, как иллюзия, порожденная им. Безмолвное отречение подвижника от тщеславного опьянения, вызванного идеей жертвы, заключает обряд...



Некоторые ламы специально путешествуют с целью совершить таинство "тшед" на берегу 108 озер на 108 местах захоронений, в 108 лесах и пр. Они посвящают этому ритуалу годы, странствуют не только по Тибету, но и по Непалу, заходя в Индию и Китай.



Эта мистерия обладает очарованием, непонятным для читающих краткое и сухое описание, не знающих породившей ее среды.











Чудотворный мертвец







Определенный и довольно многочисленный класс тибетских мистиков предается мечтаниям и зловещим обрядам, отводя в них значительную роль трупам. Рядовой колдун видит в обрядах только средство добиться оккультного могущества. Но другие, более просвященные, усматривают в них либо тайное наставление, преподанное в форме символов и притч, либо своеобразный метод духовного совершенствования. Нельзя сомневаться к тому же, что во всех рассказах о колдунах вымысел занимает гораздо больше места, чем действительные события. Желающие найти открытую в легендах мысль должны трактовать их в свете учения индусского тантризма и доктрин "Бенпо". Подобное исследование - предмет сугубо специальный и обширный, и заняться им в пределах этой книги не представляется возможным. Все-таки я хочу отметить здесь некоторые известные мне факты. Нижеизложенное происшествие имело место не так давно, мне рассказал о нем в Черку, через несколько лет после смерти главного действущего лица, человек, знавший последнего лично. Лама, о котором пойдет речь, был настоятелем монастыря "Миниагпар лхаганг", расположенного недалеко от Татшиенлу. Его обычно именуют Чого-Тоанг. Чого-Тоанг - автор ряда пророчеств, относившихся к событиям, назревавшим в Тибете, в частности в Китае, и во всем мире вообще. Чого-Тоанг слыл чудаком и любил выпить. Он долго жил при тибетском вкладе княжества Татшиенлу, носившем титул "Гиалпо" - король. Однажды во время непринужденной беседы с королем, вкушая водку в обществе его величества, лама вдруг попросил отдать ему в жены сестру начальника королевской конюшни. Присутствовавший при этом конюшний наотрез отказался. Тогда Чого-Тоанг пришел в неописуемую ярость, швырнул изо всех сил о пол и разбил драгоценную нефритовую чашу с вином и заявил: во искупление своего отказа конюшний умрет через два дня. Владыка не поверил. Его конюшний был молод и находился в добром здравии. Ничто не предвещало его смерти. "Будет так, как я сказал", - подтвердил лама. И действительно, молодой человек скончался. Король и родственники девушки поспешили предложить ее руку разгневанному ламе, но тот отказался. "Она могла мне понадобиться для достижения цели, важной для очень многих, - сказал лама, - теперь эта причина отпала и женщина мне не нужна". Как-то вечером лама позвал своего слугу. "Седлай лошадь, мы уезжаем". Слуга возразил: "Наступает ночь и лудше было бы отложить поездку до утра", но хозяин не дал ему договорить. "Не рассуждай и делай, как приказано". Господин и слуга поскакали в кромешной тьме и вскоре оказались на берегу реку. Соскочив с лошадей, они направились к берегу. Ночь была темная, но одно место сияло на черной воде, словно освещенное солнцем, и в этом светлом пятне плыл, поднимаясь против течения, труп. Через несколько мгновений он подплыл совсем близко к Чого-Тоангу и его спутнику. "Достань нож, отрежь от мертвеца кусок мяса и ешь", - лаконично сказал лама, и добавил: "У меня в Индии есть друг. Он каждый год в эту пору посылает мне угощение". С этими словами лама начал есть мясо утопленника. Перепуганный слуга тоже отрезал кусочек от трупа, но не в силах поднести его ко рту, спрятал в карман. Затем путники отправились в обратный путь. На рассвете они вернулись в монастырь. Тогда лама сказал слуге: "Я хотел разделить с тобой великую милость и благие плоды мистической трапезы, но ты их недостоин, вот почему ты не посмел съесть свой кусок, а спрятал в своей одежде". Тут слуга, досадуя на свою трусость, сунул руку за пазуху с намерением достать и съесть свою порцию, но ничего там не нашел. Мясо утопленника исчезло. Это совершенно неправдоподобное происшествие я хочу проиллюстрировать кое-какими откровениями. Меня посвятили в них, правда несколько неохотно и сдержанно, некоторые анахореты секты Догошен. По их словам, есть на свете люди, достигающие очень высокой степени совершенства. Они превращают субстанцию своего тела другую, по своей природе еще более утонченную и обладающую свойствами, совершенно чуждыми нашей плоти. Тот, кто проглотит кусочек такой преображенной плоти, познает экстаз, приобщится к высшему знанию и приобретет сверх-нормальные способности. Но обычно окружающие не замечают происшедшие в таком святом перемены. Один из анахоретов привосокупил: какое-нибудь из этих удивительных существ не проходитнезамеченным. Тогда люди, опознавшие святого, просят сообщить им о дне своей кончины и дать им таким образом вкусить возможность своего драгоценного тела. Кто знает, всегда ли жаждущие этого натуралистического таинства причастия достаточно терпеливы, чтобы дожидаться естественной смерти источника благодати, и не толкает ли их пылкое стремление к духовному совершенству на попытку приблизить торжественный момент. Один из моих собеседников говорил об этом, как о чем-то само собой разумеющемся, с той, впрочем, оговоркой, что происходит это по взаимному согласию, то есть с согласия великодушной жертвы.





Пожиратели "дыхания жизни"

В Тибете об охотниках за "дыханием жизни" можно услышать очень многое. По тибетским верованиям, некоторые из них, из этих дьявольских созданий, ведут кочевой образ жизни, и, постоянно подстерегая добычу, они похищают "дыхание" живых существ. Но есть и другие, обитающие постоянно в определенной местности. Эти оседлые демоны довольсвуются последними вздохами умирающих, доставляемых им по заказу. Обязанности посыльных исполняют определенные лица, мужчины или женщины, но бессознательные, действуя в состоянии транса.



Ограничиваются ли они этой пассивной ролью? Не добывают ли "последнее дыхание" насильственно, раньше рокового смертного часа? Никто этого не знает, и никто не может с уверенностью распознать тех, кто занимается этим ремеслом. Сами "разносчики дыхания" обычно не подозревают, какие дела совершают они в бессознательном состоянии со своим "двойником".



Однако известное содружество "пожирателей дыхания", вернее, пожирательниц, так как дело идет о демонах-дамах, поселилось в историческом монастыре Самье на берегу Брамапутры, на юге Лхассы. Мы посетили их логово на обратном пути из Лхассы. Путешествие туда само по себе полно впечатлений и прекрасно настраивает ум к восприятию фантастических рассказов.



Под самой Лхассой на левом берегу Иеру тсангпо (Брамапутры) раскинулась Сахара в миниатюре. Белые дюны беспрерывно наступают на страну и отвоевывают все новые и новые территории. Преодолев преграду, создаваемую на их пути цепью гор, пески добрались до долины Кйи Чу, и их тонкая пыль начинает уже скопляться вдоль оград Корбулинга - загородного дворца Далай-Ламы. За пределами живописного монастыря Дорджи-Таг путник попадает в настоящую пустыню. Сперва еще виднеются вдали несколько сиротливо прижавшихся к подошве гор одиноких ферм, с полями, почти совсем погребенными под песками. Затем всякие признаки жилья и посевов исчезают. Насколько хватает глаз, расстилаются волнистые ослепительно белые песчаные просторы. Глубокое без единого облачка синее небо, пылающее солнце, слепящий отраженный свет - все создавало иллюзию, будто я снова в Джериде. Но если ландшафт напоминал африканскую пустыню, "вкус" воздуха был совсем иным: это был все тот же воздух великолепного Тибета, не такой легкий, какой бывает только на высоте трех тысяч метров над уровнем моря.



Об этом крае ходят по стране бесчисленные легенды от самых древних до сложенных в наши дни. Во многих местах демонстрируют следы когда-то совершенных здесь чудес. Одним из самых замечательных памятников считается гигантский утес, одиноко вознесенный из русла речного потока. Рассказывают, будто несколько веков тому назад этот колосс улетел из Индии и направился по воздуху в Тибет. О цели его оригинального путешествия история умалчивает. Может быть, каменного великана поразила безмятежная красота широкой долины, синяя река, лазоревое небо!? Но остановился ли он, восхищенный, погрузив в речной песок свое богатырское тело? Как бы там ни было, его странствию пришел конец, и с тех пор он стоит одиноко, замерев в экстазе бессмертного восторга, и бурный поток омывает его исполинское подножие...



Самье - это одно из самых знаменитых исторических мест Тибета. Именно здесь к началу восьмого века был сооружен первый буддийский монастырь "Страны Снегов". (Существует поверье, что пришедшие из Индии монахи-буддисты основали на Тибете монастрь в самом начале новой эры, но предание это ничем не подтверждается). Тибетские летописи рассказывают, как демоны воспротивились постройке монастыря и каждую ночь разрушали все, что каменщики успевали построить за день. Прославленный маг Падмасамбхава не только положил конец их зловредным козням, но и превратил их в своих покорных рабов. Демоны вынуждены были сами за несколько ночей закончить сооружение монастыря.



Может быть, эта легенда - просто переложение на язык сказки действительных фактов. В образе демонов выведены члены секты древней религии Тибета, ожесточенно сопротивлявшейся возведению монастыря. Это были "Бенпо" - именно против них Падмасамбхава боролся в течение всего своего пребывания в Тибете. Нельзя сказать, что он одержал над ними верх, вернее, они заключили полюбовное соглашение.



Самье очень долго служил резиденцией для могущественных лам. Основание секты "Желтых колпаков" и господствующее положение ее членов, как представителей официального духовенства, постепенно снизили значение монастыря. Между тем, другие ламаистские общины, принадлежащие, как и Самье, к секте "Красных колпаков", оказались более стойкими в борьбе со своими противниками. Следовательно, полный упадок знаменитого монастыря Падмасамбхавы был вызван еще и другими причинами. На некоторые из них проливает свет история, но многие склонны объснять разоречие гомпа Самье и непреодолимое наступление на него пустыни действиями оккультных сил. Во всяком случае в настоящее время Самье почти совсем заброшен, и всех рассеянных по его огромной территории монахов едва ли наберется человек тридцать.



Обязанность транспортировки "угов" от места упокоения покинутого ими тела до Самье возложена на особую категорию людей. Само собой разумеется, человек тут действует бессознательно - но во время сна или в трансе. Его материальное тело в этом не учавствует и не покидает своего жилища. В состоянии бодрствования он ничего о своих странствиях не помнит. Если моим читателям верования тибетцев покажутся очень уж нелепыми, я напомню им, что люди в наших странах и в наше время, воображающие, будто иногда по ночам они странствуют в далекие края, точно так же как "транспортировщики дыхания", они никогда не могут ничего вспомнить о своих ночных приключениях.



Разве суеверие не единая религия, объединяющая народы земного шара?



Почему "дыхание жизни" доставляют именно в Самье, объясняют тем, что демоны-самки, именуемые Сингдоигмо (львиная маска) избрали Самье в качестве своей резиденции. Они занимают покои в храме - обители прорицателя - ламы и туземного бога Пекары.



Покои эти всегда запреты. В одной совершенно пустой комнате разложена колода мясника и ритуальный нож с кривым лезвием. При помощи этих двух инструментов Сингдоигмо крошат "дыхания". "Рубка дыхания", несомненно, чудо первоклассное, но тибетцы по-своему неоспоримо доказывают его подлинность. Колода и нож остаются в логове дьяволиц в течение года. Затем их убирают и заменяют новыми. Говорят, тут-то и можно удостовериться, что лезвие ножа изношено и зазубрено, а доска посечена и выщерблена от употребления.



Уго Кханг породил множество способных вызвать кошмары рассказов. В них описывают терзания и борьбу пленных "дыханий" и ужасающие случаи побега, когда "последние вздохи", не помня себя от ужаса, мчатся по всей стране, преследуемые голодными Сингдоигмо. Жители Самье утверждают, будто порой по ночам из угс-кханга доносятся стенания, хохот, крики и постукивание ножа о кухонную доску. Впрочем, такое дьявольское соседство нисколько не мешает славным тибетцам-монахам и крестьянам почивать в этом жутком монастыре безмятежным сном.



Во время моего пребывания в гомпа я не преминула как можно лудше рассмотреть в Уго-кханге все, что только возможно увидеть. Перед входом в покои лежали кожаные мешки, символизирующие невидимую тару для упаковки доставляемых последних дыханий умирающих. Дверь была заперта на несколько огромных висячих замков и запечатана печатью Далай-Ламы. По установленным правилам дверь эту должны открывать раз в год, чтобы дать возможность ламе Тше-кионгу сменить ритуальные нож и доску. По словам одного из сановников культа храма, это правило теперь соблюдает не так строго и смена кухонных принадлежностей Сингдоигмо производится реже.



Кроме того, когда-то Тше-кионгу при посещении этого дьявольского логова представлялось право брать кого-нибудь себе в провожатые. Он лишился этого преимущества в результате одного странного и трагического происшествия. Говорят, однажды, когда лама Тше-кионг, заменив ритуальные предметы, собирался уже покинуть апартаменты Сингдоигмо в сопровождении своего эконома, последний вдруг почувствовал, что кто-то, ухватившись сзади за складки его тоги, тянет его обратно в комнату. "Кушог! Кушог!" - закричал он в ужасе, обращаясь к ламе. - "Кто-то держит мой зен и не пускает меня!" Оба обернулись, в комнате никого не было. Лама снова направился к двери. Он уже переступил порог и эконом тоже собирался последовать его примеру, как вдруг упал как подкошенный. Он был мерв. С тех пор лама Тше-кионг один должен подвергаться в Уго-кханге оккультным опасностям. Полагают, что высокая степень посвящения и магические заклинания, тайной которых он владеет, должны оградить его от враждебных влияний.