[aretania]

рассказ, написанный два года назад



глухонемой





Сейчас никто не помнит, как должны пахнуть цветы. Когда говорят: "Чем-то здесь пахнет?", имеется в виду: "Здесь ужасно воняет". Благодатью становится кондиционированный и увлажненный в меру воздуха без запаха. В такой обстановке можно работать и курить без ограничений, потому что умные машины быстро съедают дым.

Цветы, которые приносят из переходов метро - безумно дешевые и недолговечные, пахнут надрезанным овощем. Дорогие букеты из салонов, в кутюрных обертках и в комплекте с сухостоем, пахнут освежителем для салонов авто. Оберточная бумага ароматизирована. У меня аллергия. Я прошу удалить цветы из комнаты.

Мне надоело пить таблетки только потому, что кто-то сдерживает слезы умиления: "Он сегодня подарил мне тако-о-ой букет". Уточнение: прислал с курьером. Пусть в следующий раз мифический Он положит в кармашек курьерской куртки пачку Кларитина - a specially for me.



- Куда делись мои цветы?

С утра пораньше она находит в мусорнице рядом с уничтожителем бумаг ярко-розовые хлопья. Теперь ими только елочку посыпать. Но до Нового Года далеко. Хорошо, что я еще сплю.

Появлюсь на службе к обеду. Она будет сидеть с красными горестными глазами, остальные посмотрят с немым укором. Я чувствую что угодно, только не угрызения совести. От всепроникающего запаха надушенной розовой бумаги у меня отекает слизистая. Я начну рыдать и задыхаться, если уборщица сейчас же не займется этими чертовыми мусорками. Поднимаю трубку и нервно прошу соединить меня с хозяйственным отделом.



Разговор в курилке.

- Ну не плачь, ну сколько можно.

- Ты же знаешь, у нее нет никого и не было с тех пор, она злится.

- На всех, понимаешь. Если будешь плакать, она сильнее начнет тебя доставать.

- Я вот в прошлый, когда она мне сказала...

Героический запал бесславно тухнет, потому что вхожу я. Мне тоже надо где-то курить. И я не хочу делать это на своем рабочем месте. Прямо над моим столом прилепили пожарную гуделку. Если я выдохну вверх слишком резко, придут люди без страха и упрека и оштрафуют всю редакцию.

Повисает молчание.

Спустя пару минут:

- Ой! какие у тебя туфли. Только не говори, что 500 рублей.

- 480. Скидка 220 рублей. Ка Эс.

Стараюсь придать своему голосу мягкость. Все женщины нашего отдела знают про Ка Эс. Но покупают Димельмейстер. Я ничем не могу помочь им, они ничего не могут предложить мне.

Это навечно.



Станция Фирсановка - не самое престижное место для отдыха летом 1972 года. Мы снимаем реальную халупу, 100 рублей за лето. На нашем участке хозяйский дом, который имеет два крыльца и кажется мне довольно большим, хотя и мрачным; овощные грядки и ряды клубники, которую ест кто-то другой - не я; сарай с игрушками - они остались от прежних съемщиков и их почему-то нельзя трогать, песочница и цветы. Много лет спустя в фильме немецкого режиссера с придурью, Вернера Херцога, я увидела ливневые леса. Плотные переплетения корней и лиан, столько листьев, сколько не рви - все мало.

Доминирующий зеленый. Душная темнота, влажность и насекомые. Только сельву можно сравнить с дачными цветами моего детства.



Они выше меня в два раза. Моя макушка заканчивается там, где у них начинаются ветки с цветами. Они похожи на пирамидальные тополя - белые, розовые, фиолетовые.

Флоксы - ночные цветы. Когда опускаются сумерки, они начинают пахнуть. На участке становится сыро, меня зовут в халупу, к печке. Но я тяну до последнего. Делаю вид, что участвую в поливке. Хожу в дебрях флоксов, пока не начинает кружиться голова.

Мои первые опыты ароматерапии, когда еще никто не знал такого слова. Когда Блок писал: "дыша духами и туманами", он имел в виду свой садовый участок. Я полюбила этого мутного поэта из-за сочетания слов - духи/туманы. Вовсе не из-за прекрасной дамы, насильно приплетенной.

Я никогда не мечтала стать дамой. И никогда не считала себя прекрасной.



Разговор в песочнице.

- Что делает этот солдатик?

- Он охраняет твою куклу.

- От чего?

Минутное замешательство. Мир вокруг нас умиротворен до такой степени, что в голову ему ничего не приходит. У нас нет телевизора, нет детского канала с сериалами о Людях Х. Нет перечня злодеев наготове.

Он краснеет.

- От цветов.



Каждый день ко мне в песочницу приходит соседский мальчик. Не я к нему, а он ко мне. Почему? Такого вопроса не возникает в детстве. Все - данность.

Мы играем, пока нас не позовут обедать. Вопреки зову мы продолжаем играть. Я - потому что не знаю чувства голода и не имею аппетита. Он - потому что не слышит.

Мой приятель глух и нем от рождения.



- Что могут сделать цветы? Они же не ходят.

- Они могут удушить ее.

- Как?

- Они подползут и обовьются вокруг ее шеи.

Я смотрю на флоксы. Некоторые из них действительно стелются по земле.

- Ну хорошо. Пусть защищает.



Солдатиков в 70-е годы отливали из токсичной пластмассы цвета хаки. Лицо рисовали блекло-розовое с почти алыми щеками. Чтобы казалось: солдатик радостный и никому не может причинить зла. И что ума у него, как у матрешки, зато бодрости на десять мал-мала-меньше.

К концу детства розовая краска стиралась - слизывалась языком, тоскующим по леденцу на ножке, сгрызалось молочными зубами, так что солдатик становился полностью зеленым. Без глаз, щек и рта, как и полагается безличному воину.

В моем детстве не было злых солдатов. Были только усталые. В воскресный день они маршировали из казарм в бани. Мы с бабушкой смотрели на них издали: запах у роты был непередаваемый.

Солдаты были вроде инопланетян. Непонятно, откуда они и кто. Масса чужих, в некрасивых сапогах и с глупой песней про горящие пуговицы в ряд. Латунные пуговицы на их форме были тусклыми, скорее блекло-зелеными, чем золотыми.



- Мама, а есть человечки во флоксах?

- Нет. Нету никаких человечков.

- Мне Денис рассказал, что есть. Он их видел.

- Денис не может ничего рассказать. Это, наверное, Уля?



Уля младше меня на два года. Ей еще нет четырех. Она тихая и бледная. Когда мы втроем играем в песочнице, она больше помалкивает, прислушиваясь к нашей болтовне. Иногда хихикнет, если смешно.

В конце дня Денис уводит ее на соседний участок: там два домика для дачников, один снимает его семья, другой - семья Ульяны. Наверное, по дороге они разговаривают. Может быть, обсуждают меня.

- Уля не может. Она совсем маленькая.

- Ну и Денис не может.

Мама начинает сердиться. Она всегда сердится, когда что-то не укладывается в ее картину мира.

- Он же глухой. И немой. Понимаешь?

Сколько экспрессии. Я не понимаю, потому что разговариваю с ним каждый день.



Если ребенок рождается глухим, его нельзя научить говорить. Недавно придумали операцию по возвращению слуха, которую будут делать детям до года, но тридцать лет назад глухорожденный считался потенциальным дебилом. Если оба родителя были без дефектов слуха, его шансы на развитие заметно падали. Некоторые матери пытались осваивать жестомимику - разговор пальцев, но как научить ребенка языку, если сама знаешь его через пень-колоду.

В советское время глухонемых сдавали в детдом. Из детдома они автоматом переходили в руки наперсточной мафии и наркосистемы.

Мой Денис жил на даче с бабушкой. Я никогда не видела его родителей. Что ж. Не фонтан, но лучше, чем детдом.



Дискуссия на форуме Общества Сознания Кришны.

Вопрос: Что человек мог такого сделать в одной из предыдущих жизней, чтобы родиться без слуха и возможности говорить?

Ответ: Проблему можно проследить на настоящих жизнях. Достаточно не хотеть чего-то видеть или слышать, теряешь зрение или слух. Если с таким желанием покинуть тело, то материальная энергия с удовольствием выполнит его.



По науке, дети без слуха рождаются у переболевших сифилисом и от секса между близкими родственниками. Иногда слух теряют в раннем детстве из-за гриппа с осложнением. В 70-е школьников подолгу не выписывали после вирусных ангин, боясь, что они простудятся вторично и останутся дурачками на всю жизнь.

В нашем микрорайоне ходил один такой. Двухметровый дядя лет тридцати с красной клюшкой и сознанием восьмилетнего. Именно во столько он переболел гриппом и раньше времени выскочил во двор. По легенде. Хотя он запросто мог быть сыном сифилитички. В нашем-то рабочем районе.



Ненавижу Авторадио. И Радио Шансон. И Русское-2. Засовывая голову в такси с заученной скороговоркой "шоссеэнтузиастовстопятьдесят", обнюхиваю салон на предмет вонючести водителя и смотрю на табло тюнера. Если цифры или запах не подходят, проглатываю последние "...пятьдесят". За сто рублей не повезет никто.

Сегодня чисто вымытый водила обманул меня.

- В этом районе плохо берет.

Он выключает Радио Ретро и переходит на Шансон и Бориса Моисеева.

- Глухонемая любовь стучалась в окна/Глухонемая любовь стучалась в двери.

Я пытаюсь расслабить мышцы лица. Сколько можно злиться?



Не знаю, что мои родители сказали бабушке Дениса, но он перестал приходить. А вместе с ним и Уля. Быть может, они заболели гриппом и были транспортированы под наблюдение московских врачей. Может, просто затаились на своем, заросшем полынью, участке.

Бабушка рьяно пыталась наладить мои отношения с мальчиком, живущим с другой стороны участка. Между нами не было калитки, он перелезал поверху, что неимоверно впечатляло взрослых.

В первый же визит он принес что-то вроде лего. Скрепляющиеся между собой блоки цвета хаки и одного солдатика со стертым лицом. Он сказал мне собрать из лего дом, и я собрала. Дом получился без окон и без дверей. Солдат попал в ловушку. Когда моя работа была окончена, парень заржал. Нагло и довольно, как спустя 20 лет будут ржать неисправимые бандиты.

- Теперь он отсюда не выйдет. Но ему и так нормально.

Защита моей куклы не была внесена в его планы.



С наступлением темноты парень стал беспричинно беситься, кидаться на флоксы, сломал один стебель и был с позором изгнан.

Больше я его не видела.

Через несколько дней грипп посетил и наши пенаты. Остаток лета я провела в постели - во избежание осложнения. Томясь под грудами журналов "Вокруг света", созерцая огонек в печи.



- Не, ну послушай. Это хорошая дорогая вещь. Перед сном втираешь одну каплю в виски и спишь, как дитя.

- Да мне не нравится запах. Не могу же я спать и задыхаться от этой вони.

Я подхожу и беру у них со стола флакон. Дешевая ароматерапия, обман и еще раз обман простака. Они меня не звали, особенно, та, что хочет продать запах. Я делаю знак рукой, означающий: "без комментариев, мое дело - сторона", и подношу флакон к носу. Мои флоксы опять со мной.

- Это масло тропического цветка. Название не помню. Он растет в сельве, понимаешь, да?

- Да, да, да, джунгли, ливневые леса.

Хочу подобрать еще один синоним, но затыкаюсь, потому что других синонимов слова "сельва" нет. Я - редактор. Я знаю.



Если бы человек мог родиться взрослым, он был бы неуязвим для подколок и не рыдал бы в кино. Если составить и проанализировать каталог своих слабых мест, честно-пречестно, то окажется: все они из детства. До конца дней меня будет гипнотизировать туман в поле с горками сена, дымящаяся установка для ингаляции. Духи с тяжелыми восточными композициями, но не все. Изображение фиолетовых цветов, рядами уходящих в темноту - бывают такие скринсейверы.



И еще - глухонемые в метро. Они обмениваются знаками, которых нет в разговорнике для рук. Говорят, их язык меняется быстрее, чем наш. Потому что у них больше сленга. Хотя на самом деле, они просто шифруются и передают друг другу тайны из жизни флоксовых человечков.