Второй урожай готического романа
(курс на восток)
Классическая по своим достоинствам, но очень отличающаяся от других подобных сочинений укорененностью в восточной сказке - а не в готическом романе, начало которому положил Уолпол - знаменитая «История калифа Ватека» богатого дилетанта Уильяма Бекфорда была написана по-французски, но впервые опубликована в английском переводе.
Восточные сказки, введенные в европейскую литературу в начале восемнадцатого столетия, обрели вечную популярность благодаря неисчерпаемому богатству «Тысячи и одной ночи» во французском переводе Галлана. Названия Багдад и Дамаск вскоре стали столь же употребляемыми в популярной литературе, как до них итальянские и испанские имена и названия.
(см комментарии)

(курс на восток)
Классическая по своим достоинствам, но очень отличающаяся от других подобных сочинений укорененностью в восточной сказке - а не в готическом романе, начало которому положил Уолпол - знаменитая «История калифа Ватека» богатого дилетанта Уильяма Бекфорда была написана по-французски, но впервые опубликована в английском переводе.
Восточные сказки, введенные в европейскую литературу в начале восемнадцатого столетия, обрели вечную популярность благодаря неисчерпаемому богатству «Тысячи и одной ночи» во французском переводе Галлана. Названия Багдад и Дамаск вскоре стали столь же употребляемыми в популярной литературе, как до них итальянские и испанские имена и названия.
(см комментарии)

рассказ внука калифа Харуна, который, мучимый мечтой о внеземной власти, наслаждении и знаниях, присущей обыкновенному готическому негодяю или байроническому герою (что, в сущности, одно и то же - !!!!
Описания дворцов и развлечений Ватека, интриг колдуньи-матери Каратис, ее волшебной башни с пятьюдесятью одноглазыми негритянками, его паломничества к руинам Иштакара (Персеполя), злой невесты Ноуронихар, которой он предательски овладел по дороге туда, древних башен и террас Иштакара в ярком лунном свете и ужасных огромных залов Эблиса, где, привлеченные заманчивыми обещаниями, все жертвы обречены бродить, положив правую руку на раскаленное добела (на веки вечные) сердце, являются величайшими достижениями в сверхъестественном колорите, из-за которых книге обеспечено постоянное место в английской литературе.
Не менее значительными считаются три «Эпизода Ватека», которые предполагалось вставить в основное повествование как рассказы жертв, томящихся, подобно Ватеку, в чертогах Эблиса, но которые оставались неопубликованными при жизни автора и были найдены относительно недавно, в 1909 году, литературоведом Льюисом Мелвиллом, собиравшем материалы для книги «Жизнь и письма Уильяма Бекфорда».
В своей любви к Востоку он остался в одиночестве. Другие писатели, тяготевшие к готической традиции и европейской жизни, предпочли следовать по пути, проложенному Уолполом.
Среди бесчисленных авторов литературы ужаса в те времена можно упомянуть теоретика утопической экономики Уильяма Годвина и его нарочито мистического «Сент-Леона» (1799), в котором тема эликсира жизни, добытого воображаемым тайным орденом розенкрейцеров, подана простодушно, но убедительно. Однако Годвин был слишком учителем и мыслителем, чтобы создать истинный шедевр литературы ужаса.
Его дочь и жена (что-что? простите, но ничего я об этом не знаю. а вы?) Шелли была более удачлива, и ее неподражаемый «Франкенштейн, или Современный Прометей» (1817) стал классикой литературы ужаса.
Сочиненный в соревновании с мужем, лордом Байроном и доктором Джоном Уильямом Полидори, «Франкенштейн» миссис Шелли оказался единственным дописанным до конца, и критики не смогли доказать, будто бы лучшие места в нем принадлежат перу Перси Биши Шелли. У романа есть некоторый привкус этического дидактизма, что портит его.
Он рассказывает об искусственном человеке, созданном из мертвых фрагментов Виктором Франкенштейном, молодым шведским медиком. Сотворенное «в безумной интеллектуальной гордыне», чудовище обладает умом человека, но жуткой внешностью. Отвергнутое людьми, обиженное, оно начинает убивать всех, кто дорог Франкенштейну. Оно требует, чтобы Франкенштейн сотворил для него жену, и, когда тот в ужасе отказывается, не желая, чтобы весь мир оказался заселенным монстрами, оно уходит с угрозой «вернуться в брачную ночь» своего творца. В эту ночь невеста оказывается задушенной, а Франкенштейн начинает охоту на чудовище, в итоге попадая в Арктику. В конце, ища укрытия на корабле человека, который рассказывает нам эту историю, Франкенштейн сам оказывается убитым ужасным объектом своего поиска и творением своей непомерной гордыни.
Некоторые сцены во «Франкенштейне» незабываемы, например, когда только что сотворенное чудовище входит в комнату своего творца, отодвигает полог и глядит на него в желтом лунном свете слезящимися глазами — «если это можно было назвать глазами».
Миссис Шелли написала еще романы, в том числе довольно известного «Последнего человека», однако повторить успех ей не удалось.
В 1830 году Скотт опубликовал «Письма о демонологии и колдовстве», которые до сих пор являются нашим лучшим собранием европейского фольклора о ведьмах.
Томас Мур тоже присоединился к авторам литературы ужаса, написав поэтического «Алсифрона», позднее переделанного в роман «Эпикуреец» (1827). Хотя речь идет всего лишь о приключениях молодого афинянина, одураченного египетскими жрецами, Муру удается создать настоящую атмосферу сверхъестественного ужаса, когда речь заходит о подземных лабиринтах под святилищами Мемфиса.
Де Квинси не раз в гротескной или вычурной манере описывал страх, хотя с бессвязностью и претензией на научность, которые мешают назвать его профессионалом.
Капитан Марриет писал не только рассказы типа «Оборотня», но и был автором знаменитого «Корабля-призрака» (1839). основанного на легенде о «Летучем голландце», призрачном и проклятом корабле, который вечно бороздит море возле мыса Доброй Надежды.
В то же время появились истории о сверхъестественном Диккенса — например «Сигнальщик», рассказ о грозном предостережении, в основе которого самый обычный материал, изложенный столь правдоподобно, что он может быть отнесен в одинаковой мере к нарождавшейся психологической школе и умиравшей готической школе.
Одновременно поднималась волна интереса к спиритуалистическому шарлатанству, медиумизму, индуистской теософии и прочим подобным вещам, собственно, как и в наши дни; так что количество историй о сверхъестественном, укорененном в «психологии» или псевдонауке, было довольно значительным.
Хотя изначально была задумана история о человеческой жизни и страстях, пребывающих в конфликте и агонии, ее эпический космический размах не оставляет в стороне и внеземной ужас.
Хатклиф, видоизмененный байронический негодяй, — странный темноволосый бродяга, найденный некоей семьей на улице и произносивший какую-то тарабарщину, пока не стал жить с приемными родителями, которых довел до могилы.
Не раз в самом романе высказывается предположение, что он не столько человек, сколько дьявольский дух, причем нереальное становится еще ближе из-за несчастного ребенка-призрака, увиденного гостем в верхнем окне дома.
У Хатклифа и Кэтрин Ирншоу завязываются более глубокие и ужасные отношения, чем человеческая любовь. После ее смерти он дважды разрывает ее могилу, и его преследует нечто неосязаемое, что может быть только ее душой.
Она все более и более завладевает его жизнью, и в конце концов он ощущает странные изменения и отказывается есть. По ночам он или бродит вне дома, или открывает окно возле кровати.
Когда он умирает, окно остается открытым, хотя идет дождь, и его застывшее лицо смягчается улыбкой.
Хоронят Хатклифа возле холма, на который он приходил восемнадцать лет, и подпаски рассказывают, что он гуляет со своей Кэтрин на церковном кладбище и по пустоши, когда идет дождь. Их лица в дождливые ночи также можно видеть в верхнем окне на Грозовом перевале.
Сверхъестественный ужас, описанный мисс Бронте, не просто отклик не готический роман, но соответствующее по напряженности отражение человеческой реакции на неведомое. В этом отношении «Грозовой перевал» стал символом перехода от одной литературной традиции к другой и свидетельством становления новой и значительной школы.
а все потому, что он входил в программу внеклассного чтения
как же умели тогда отбить охоту ко всему, что касалось школы
хочется написать что-то такое современным языком, но с готическим размахом
как вы считаете, это возможно? или сама идея готики заключается в тягучих многослойных фразах, этой перенасыщенности, описательности?
читаю - в доадамову эпоху в эрогенных зонах Эбдиса...
все-таки я лучше высплюсь
про размах - я только за. ооооо! я еще девочке одной очень хорошей не вернула очень даже готический мультик. завтра тебе кусочек покажу. для вдохновения (если это не лжеготика, естественно. тут я могу ошибаться).
одно из любимейших моих чтив душными летними ночами на сеновале
после По
начитаешься такого, бывало, а потом до зари заснуть не можешь
любой шорох пугает до жути
По поводу М.Шелли у меня был здоровущий пост в дневнике, да только на англ., переводить было в лом. Если вкратце, история была ого-го.
Мери была дочерью Годвина (кстати, у него был таки очень удачный готич. роман "преследования", один из первых детюктивов "Калеб Вильямс". Хит, весьма удачный (хотя мне не нравится))) - без потусторонности, но с явным гомофильным привкусом, о том, как молодой слуга узнает стррашную тайну своего ангелоподобного хозяина, и тот начинает его травить. Такая борьба самолюбий, безысходная.
А да, я ж собиралась насчет Мери.))
Нет, тут вкратце выйдет плохо - все интересно.
Мать М.Ш. тоже была знаменитостью - Мери Уолстонкрафт (М.У.), первая офиц. феминистка, написавшая трактат В Защиту Прав Женщин. Что мол нечего поддаваться стереотипам и самим себя виктимизировать, оч. своевременная книжка. )))
Они с Гудвином проповедовали свободную любовь, в коей и пребывали всем назло. У М.У. была еще куча романов, с дамами в том числе, детей от прошлых мужиков, дома не жила... Короче, Гудвину своб. любовь яявно поднадоела, когда М.У. умерла при родах - как раз Мери Ш.
Когда Шелли познакомился с Мери, ей было 16, его жене Гарриет 19, а ему самому 20-22 что ли. В Шелли влюбились: Мери, ее сводная сестра Клер (дочь второй жены Гудвина) и ее старшая сестра Фанни - дочь М.У. от неизвестно кого. В итоге Шелли махнул с Мери и сестрой номер 1 в Италию, предложив Фанни и Гарриет (офиц. жене) присоединиться, но девушки обиделись. Обе в скором времени покончили с собой, Гарриет, будучи беременной от др. человека.
В итоге в Италии Шелли крутил с Мери и Клер, а так же, возможно, и с Байроном, кот., имея жену где-то там, заделал Клер ребенка. Детей вообще было много, но все долго не жили. (По одной версии "Франкенштейн" был для Мери способом изжить "радости" материнства; мы не знаем КАК Виктор смастерил чудовище, вся техника - это наносное, скорее всего, он его таки "рожал", и было это всесьма и весьма неприятно.)
Короче, когда Шелли утонул в юном возрасте, Мери уже давно разочаровалась, как в нем, так и в свободной любви. Что не удивительно.... ))
Это очень такой "бытовой" роман, спокойно-спокойно рассказывается от лица то постороннего человека, то приземленной служанки, для которой все эти потусторонние страсти как бы мимо кассы. В итоге имеем кучу жути, но очень домашней и как бы: ну да, все нормально, а вот у нас в семье был случай...))) Наверное, если хочешь писать готику, надо скорее такие вещи брать за образец. До предела это, пожалуй, довела та же Петрушевская - такая жуткая бытовуха, хоть вешайся, а рассказано "как будто так и надо".
скорее всего, их хитросплетения ни у кого не находили понимания, и спасли их только большие деньги, на которые они могли путешествовать, снимать дома и сматываться при первом же шухере со стороны церкви, которую натравили соседи
Не знаю, как насчет санкций, в довикторианские времена вообще было чуть помягче, ну там косо смотрели в свете, но общались - люди-то были интересные...
О! Вот уж точно чернуха. Вспомню - вздрогну. Причем чернуха совковая, что уже само по себе явно не про печальных привидений в красивом старом замке. Нет, по мне так готика должна быть красивой и жуткой одновременно.
там просто все-все-все про мою семью. про маму, про ее сестру, про войну, про бедность, про бабушку, про все это... слава богу, оно исчезло и растворилось
а! да. забыла главное. БиФем-то, спекталь Феди павлова-андреевича. он тоже страшный запредельно