[aretania]

памятники сведут меня с ума
читаю о герцене и огареве

В этот вечер они всласть поговорили о шиллеровских "Разбойниках" и о "Заговоре Фиеско", о преимуществах республики перед правлением тираническим и в этот вечер решились перейти на "ты". И все, что было написано в книгах о пламенном чувстве, именуемом дружбою, все теперь стало как будто нарочно написанным для них и про них. Откуда это великий Шиллер так хорошо знал их? "Философские письма" Шиллера, переписку Юлия и Рафаила они тоже читали вместе. "Ты уехал, Рафаил, - читал Герцен вслух Огареву, многозначительно глядя на него (хотя Огарев никуда не уезжал, а сидел рядом с ним на подоконнике), - и желтые листья валятся с деревьев, и мгла осеннего тумана, как гробовой покров, лежит на вымерзшей природе. Одиноко брожу я по печальным окрестностям, зову моего Рафаила, и больно, что он не откликается мне". Хотя между судьбами Агатона и Саши, Рафаила и Ника не было решительно ничего общего, все это чувствительно-возвышенное - карамзинское и все это горячее, героическое, звонкое - шиллеровское было про них. И благородный разбойник Карл Моор, карающий неправду, - это было про них, и маркиз Поза, бесстрашно говорящий истину тирану в лицо, - все это было про них, про их будущее... Расставаясь ненадолго летом, они тоже писали друг другу письма - из Кунцева в Москву и из Москвы в Кунцево - и тоже "философские", как Юлий и Рафаил, герои шиллеровских "Философских писем". Сашин камердинер, Петр Федорович, выходил из большого барского дома в Старо-Конюшенной еще ночью и чуть светало приходил в Кунцево. Долго шагал он лугами, а потом лесом, среди вековых деревьев, к другому барскому дому, раскинувшемуся в пышном парке, и тихонько стучал в боковое окно. "Друг! - читал разбуженный Огарев, опираясь локтем о подушку, - в нескольких выражениях твоего письма видно самолюбие, даже больше - жажда власти, остерегись! О, неужели я... должен буду, любя тебя, тебя покинуть - и ты разлюбишь меня, твоего Рафаила!"

лидия чуковская это написала. в неоконченной книге герцен
и напечатано это было в ИС: Альманах "Прометей", 1967, т. 3, Молодая гвардия

@темы: культур

Comments

[tes3m]

Она пишет то, что они и сами писали.))

[aretania]

если подскажешь, где они это писали, будет здорово

[tes3m]

aretania Поищу. Если в сети есть.Бумажные его книги оставила у родителей .

[tes3m]

Я помню, что читала это -Литературное наследство. Герцен и Огарев. Т. 61 (1). М., 1953., но в сети не нашла.Писем их друг к другу я тоже в сети не нашла
Нашла: "Былое и думы: "Через месяц мы не могли провести двух
дней, чтоб не увидеться или не написать письмо; я с порывистостью моей
натуры привязывался больше и больше к Нику, он тихо и глубоко любил меня.
..... С 1827 мы не разлучались. В каждом воспоминании того времени, отдельном
и общем, везде на первом плане он с своими отроческими чертами, с своей
любовью ко мне. Рано виднелось в нем то помазание, которое достается
немногим, - на беду ли, на счастие, ли, не знаю, но наверное на то, чтоб не
быть в толпе. В доме у его отца долго потом оставался большой писанный
масляными красками портрет Огарева того времени (1827-28 года). Впоследствии
часто останавливался я перед ним и долго смотрел на него. Он представлен с
раскинутым воротником рубашки; живописец чудно схватил богатые каштановые
волосы, отрочески неустоявшуюся красоту его неправильных черт и несколько
смуглый колорит; на холсте виднелась задумчивость, предваряющая сильную
мысль; безотчетная грусть и чрезвычайная кротость просвечивали из серых
больших глаз, намекая на будущий рост великого духа; таким он и вырос.
Портрет этот, подаренный мне, взяла чужая женщина - может, ей попадутся эти
строки, и она его пришлет мне.
Я не знаю, почему дают какой-то монополь воспоминаниям первой любви над
воспоминаниями молодой дружбы. Первая любовь так благоуханна, что она
забывает различие полов, что она - страстная дружба. Своей стороны, дружба
между юношами имеет всю горячность любви и весь ее характер: та же
застенчивая боязнь касаться словом своих чувств, то же недоверие к
себе, безусловная преданность, та же мучительная тоска разлуки и то же
ревнивое желание исключительности.
Я давно любил, и любил страстно, Ника, но не решался назвать его
"другом", и когда он жил летом в Кунцеве, я писал ему в конце письма: "Друг
ваш или нет, еще не знаю". Он первый стал мне писать ты и называл меня своим
Агатоном по Карамзину, а я звал его моим Рафаилом по Шиллеру .
Улыбнитесь, пожалуй, да только кротко, добродушно, так, как улыбаются,
думая о своем пятнадцатом годе. Или не лучше ли призадуматься над своим
"Таков ли был я, расцветая?" и благословить судьбу, если у вас была юность
(одной молодости недостаточно на это); благословить ее вдвое, если у вас был
тогда друг.

[tes3m]

А это я не помню чье, но забавное. Не помню, у кого вырвалось меланхолическое замечание: "Из двух друзей один всегда раб, другой - господин". Если что тут неверно, то разве слово "всегда", сама же по себе мысль глубока и в сущности справедлива.

Только греки умели быть равными в дружбе, оттого-то они и ставили это чувство выше любви. ...Герцен и Огарев были друзьями. Они сошлись детьми, и только смерть разлучила их. Но нетрудно угадать, какой характер носила их дружба и кто был господином. Герцен или не сходился с человеком, или подчинял его себе всего, целиком, навсегда. Не прошло и месяца, как Герцен привязался к Нику со всей порывистостью своей горячей натуры и не мог прожить дня, чтобы или не повидаться с ним, или не написать письма. Ник любил его тихо и глубоко; его чувство теплилось, как лампада перед образом; Герцен, на первых порах по крайней мере, пылал костром. ...Огарев был из обреченных. Вся его жизнь пошла на других. Он отдавал все сердце целиком, - что получил он взамен? Уважение, дружбу. Но того, что ему было нужно, как вода для человека, как воздух для огня: любви и ласки женщины, которая согрела бы его, пробудила бы своею страстью его дремлющие силы, его молчаливый талант, - он не видел никогда. Единственный свет в его жизнь вносила дружба с Герценом. Эта дружба, вторгшись в его молчаливое меланхолическое существование, властно повернула его в другое русло. Только с Герценом Огарев отрешался от своей застенчивости, не покидавшей его даже в спальне жены; только с ним умел он быть совершенно откровенным и проявлять себя всего. Если бы Герцен был женщиной или мистиком, Огарев стал бы великим поэтом; если бы Герцена не было совсем, Огарев пошел бы по дороге Ивана Киреевского вплоть до Оптиной пустыни. Но судьба заставила его отдать всю свою жизнь политике, лишь немногие минуты оставив для поэтического творчества и музыкальных импровизаций. За возможность быть самим собой, за возможность хоть иногда не только ощущать в себе глубину, но и проявлять ее, Огарев и любил так сильно Герцена, любил, как брат, друг и - зачем бояться слова? - как раб. Есть что-то глубоко трогательное в привязанности, выдержавшей все удары и все испытания вплоть до жертвы любимым существом. Он жил с Герценом, думал, как Герцен, и служил тем же целям, которым служил его друг. Лучшие минуты его вдохновения принадлежат товарищу.

[aretania]

прекрасное! спасибо

[aretania]

то, что ты не помнишь - Биографический очерк Е. А. Соловьева (В. Д. Смирнова)
az.lib.ru/g/gercen_a_i/text_0009.shtml
удивительные вещи бывают в сети

[tes3m]

aretania Биографический очерк Е. А. Соловьева (В. Д. Смирнова) Ага, спасибо.)) Как тогда писали. Сейчас разве кто напишет о друзьях: "Но нетрудно угадать, какой характер носила их дружба и кто был господином. " Не те коннотации.