вчера на закрытом открытии (дада) дней португальской фотографии моя полуподруга встретила меня криком "а вот наш писатель вроде чехова. читала я твое говнище в арбат престиже"
и т д
рыжая имела в виду рассказы (т н рассказы), которые я пишу действительно в строгом жанре "это будут читать любительницы кроссвордов"
мне хочется, чтобы празношатающиеся тут прочитали их в часы рабочего досуга и сказали честно - тошнит их или нет
читать дальшеОн задевает меня за живое. Я давно не испытывала чувств. Когда разводилась с мужем, все жалели меня, говорили «ты страдаешь», но в своей душе я не наблюдала ни малейшего трепета. Когда моя дочь заявила, что уходит жить к преподавателю сольфеджио, я пожелала ей доброго пути и хотя бы трех лет счастья на чужих харчах. Когда меня выгнали с работы за превышение полномочий, я выпила в одиночестве бутылку мартини. Наутро мне позвонил старый товарищ и предложил другой бизнес, по всем позициям более выигрышный. Так что, я не грущу. В неполные 42 года я кажусь себе молодой, красивой, успешной, независимой. Непробиваемой.
И тут появляется он.
В кедах на босу ногу, в белых джинсах и расстегнутой до пупа рубашке. Я вижу его против солнца, лежа на идеально вычищенном песке острова для богатых и не понимаю, как он попал сюда. Он смотрит куда-то за горизонт, потом опускается на четвереньки, с животной грацией подползает ко мне и просит прикурить. По-английски с невыносимым русским акцентом. Мне лень двигаться, я отвечаю: «Возьми в левом кармане сумки». Он снимает темные очки, левая бровь театрально вздернута: «Извините, я думал, вы англичанка». «Не комплимент, юноша. Я выгляжу как высушенная грымза?» «Нет. Как аристократка. В России таких не делают».
Он пригласил меня выпить пива, солнце в этот час приносит больше вреда, чем пользы. Мы сели в тени – вот оно, начало курортного романа, который через полгода превратит мою жизнь в ад. Оказалось, что он даже не студент, учиться скучно, он пытался пробиться в «Фабрику звезд», но там все схвачено папами-олигархами, а он из простой московской семьи. Он пишет песни в духе Джастина Тимберлейка, но нашей родине его музыка не нужна. Подрабатывает манекенщиком на показах начинающих модельеров, снялся в двух сериалах – из одного вырезали, но денег заплатили. Хочет открыть пиар-агентство, но нужны вложения. Ищет спонсора. Искренне смотрит в глаза. Нет, это не я, мальчик. Я даже не могу поделиться с тобой парой телефонов. Он искренне возмущен: «Даже в мыслях такого не было. Вы просто приятный собеседник в этом царстве идиотов». Зачем же он приехал сюда? Купил бы дешевый билет в Крым, где загорают столичные умники, лениво перебрасываясь цитатами из «Статского советника» и Ольги Вайнштейн. И тут говорит что-то, из рук вон возмутительное.
«Я приехал сюда с любовником».
Мои круглые глаза, его смущенный вид. Нет, он не гей. Да, так случилось. Он был на мели, к нему подрулил режиссер – известный, денежный, влиятельный. Я его знаю? Конечно, его знают все, даже дети. Его гомосексуальные наклонности вне компетенции желтых изданий, они просто не смеют, у него связи в правительстве, газеты просто не станет завтра, если она осмелится намекнуть. Режиссер предложил ему роль – все в лучших традициях. Но сначала предложил получиться слегка. У него, великого, разумеется. В Москве ничего не выйдет, разрывается телефон, график встреч поджимает, режиссер букирует отличный отель и вручает билет моему новому знакомому с белых джинсах. Они прилетают на остров, где и происходит все, что происходит. Моему парню это не нравится. Конечно! Как я могла подумать! Он – натурал до мозга костей, ему нравятся такие женщины как я.
Вечер заканчивается чудесно. Он провожает меня до отеля. Засыпая, я чувствую, как бродит по венам красное вино и его сладкие слова о моей красоте. Мне снится снежное поле и закат, к которому я бегу на коротких охотничьих лыжах. Слева от меня бежит он, и это называется счастьем. Что-то выдергивает меня из забытья. Какой-то шум. Я открываю глаза, как будто и не спала: на балконе мужской силуэт. Я не помню, какую кнопку надо нажать, чтобы вызвать охрану, тянусь к телефону, набираю ноль – по идее, это должен быть портье. Он выдергивает шнур из розетки и говорит: «Послушай, я сбежал от него, помоги мне».
С тех пор прошло пять с половиной месяцев. 168 дней, если быть точной. Мы улетели в Москву в тот же день, я прятала его в своей квартире, купила ему новый телефон – режиссер звонил каждые пять минут и угрожал нешуточно. Почти месяц мой возлюбленный – он успел стать им почти мгновенно – не выходил на улицу. За это время он успел сжечь один компьютер и завирусовать другой, прожечь всю мебель, которая имела хоть малейшую ценность, отравить канарейку (разумеется неумышленно), испортить почти все сковородки. Он не знал, что тефлон не чистят ножом. Он вообще почти ничего не знал о жизни, все необходимое сообщала ему я. Имея за это отличный молодежный секс.
Наконец он осмелился выйти за сигаретами. Вместе с моей дочерью, которая пришла посмотреть на восьмое чудо света – любовника матери-старой-кошелки. Той ночью он не вернулся, позвонил с мобильного дочки, сказал, что зажигает в клубе, что ему необходимо размяться, что я могу приехать, если есть силы. Я решила остаться дома. Ревнивая старуха, следующая по пятам – что может быть противнее?
Моя дочь к тому времени уже рассталась с учителем. Она обожала тусоваться с экспатами по их специальным клубам и строила плану по зарубежному замужеству. Тем не менее, мой русский с головы до кед парень ее устроил. Неделя была потрачена на телефонные переговоры: «Подло уходить от матери к дочери. Обычно бывает наоборот. Когда ты вернешься? Не мотайся по клубам, твой режиссер еще не остыл».
Предчувствия меня не подвели. В следующий раз он позвонил с телефона великого и ужасного. Передал ему трубку. Режиссер был добр, сказал, что не имеет претензий и даже готов временами отдавать парня в мое пользование. Еще месяц назад я задохнулась бы от унижения. Если бы можно было открутить время назад...
Теперь он приходит и уходит. Его снимают в настоящем кино. Он говорит, что я - самая важная женщина в его жизни. Я кончаю от него каждый раз так сладко, что готова терпеть любой график встреч. Его имя все чаще появляется в прессе. Мы ходим на банкеты вместе. Иногда к нам присоединяется режиссер или моя дочь. Все хорошо. Я прекрасна и самодостаточна. И еще у меня есть чувства: боль, отчаянье, ожидание, пустота, восторг. Словом – жизнь.
и т д
рыжая имела в виду рассказы (т н рассказы), которые я пишу действительно в строгом жанре "это будут читать любительницы кроссвордов"
мне хочется, чтобы празношатающиеся тут прочитали их в часы рабочего досуга и сказали честно - тошнит их или нет
читать дальшеОн задевает меня за живое. Я давно не испытывала чувств. Когда разводилась с мужем, все жалели меня, говорили «ты страдаешь», но в своей душе я не наблюдала ни малейшего трепета. Когда моя дочь заявила, что уходит жить к преподавателю сольфеджио, я пожелала ей доброго пути и хотя бы трех лет счастья на чужих харчах. Когда меня выгнали с работы за превышение полномочий, я выпила в одиночестве бутылку мартини. Наутро мне позвонил старый товарищ и предложил другой бизнес, по всем позициям более выигрышный. Так что, я не грущу. В неполные 42 года я кажусь себе молодой, красивой, успешной, независимой. Непробиваемой.
И тут появляется он.
В кедах на босу ногу, в белых джинсах и расстегнутой до пупа рубашке. Я вижу его против солнца, лежа на идеально вычищенном песке острова для богатых и не понимаю, как он попал сюда. Он смотрит куда-то за горизонт, потом опускается на четвереньки, с животной грацией подползает ко мне и просит прикурить. По-английски с невыносимым русским акцентом. Мне лень двигаться, я отвечаю: «Возьми в левом кармане сумки». Он снимает темные очки, левая бровь театрально вздернута: «Извините, я думал, вы англичанка». «Не комплимент, юноша. Я выгляжу как высушенная грымза?» «Нет. Как аристократка. В России таких не делают».
Он пригласил меня выпить пива, солнце в этот час приносит больше вреда, чем пользы. Мы сели в тени – вот оно, начало курортного романа, который через полгода превратит мою жизнь в ад. Оказалось, что он даже не студент, учиться скучно, он пытался пробиться в «Фабрику звезд», но там все схвачено папами-олигархами, а он из простой московской семьи. Он пишет песни в духе Джастина Тимберлейка, но нашей родине его музыка не нужна. Подрабатывает манекенщиком на показах начинающих модельеров, снялся в двух сериалах – из одного вырезали, но денег заплатили. Хочет открыть пиар-агентство, но нужны вложения. Ищет спонсора. Искренне смотрит в глаза. Нет, это не я, мальчик. Я даже не могу поделиться с тобой парой телефонов. Он искренне возмущен: «Даже в мыслях такого не было. Вы просто приятный собеседник в этом царстве идиотов». Зачем же он приехал сюда? Купил бы дешевый билет в Крым, где загорают столичные умники, лениво перебрасываясь цитатами из «Статского советника» и Ольги Вайнштейн. И тут говорит что-то, из рук вон возмутительное.
«Я приехал сюда с любовником».
Мои круглые глаза, его смущенный вид. Нет, он не гей. Да, так случилось. Он был на мели, к нему подрулил режиссер – известный, денежный, влиятельный. Я его знаю? Конечно, его знают все, даже дети. Его гомосексуальные наклонности вне компетенции желтых изданий, они просто не смеют, у него связи в правительстве, газеты просто не станет завтра, если она осмелится намекнуть. Режиссер предложил ему роль – все в лучших традициях. Но сначала предложил получиться слегка. У него, великого, разумеется. В Москве ничего не выйдет, разрывается телефон, график встреч поджимает, режиссер букирует отличный отель и вручает билет моему новому знакомому с белых джинсах. Они прилетают на остров, где и происходит все, что происходит. Моему парню это не нравится. Конечно! Как я могла подумать! Он – натурал до мозга костей, ему нравятся такие женщины как я.
Вечер заканчивается чудесно. Он провожает меня до отеля. Засыпая, я чувствую, как бродит по венам красное вино и его сладкие слова о моей красоте. Мне снится снежное поле и закат, к которому я бегу на коротких охотничьих лыжах. Слева от меня бежит он, и это называется счастьем. Что-то выдергивает меня из забытья. Какой-то шум. Я открываю глаза, как будто и не спала: на балконе мужской силуэт. Я не помню, какую кнопку надо нажать, чтобы вызвать охрану, тянусь к телефону, набираю ноль – по идее, это должен быть портье. Он выдергивает шнур из розетки и говорит: «Послушай, я сбежал от него, помоги мне».
С тех пор прошло пять с половиной месяцев. 168 дней, если быть точной. Мы улетели в Москву в тот же день, я прятала его в своей квартире, купила ему новый телефон – режиссер звонил каждые пять минут и угрожал нешуточно. Почти месяц мой возлюбленный – он успел стать им почти мгновенно – не выходил на улицу. За это время он успел сжечь один компьютер и завирусовать другой, прожечь всю мебель, которая имела хоть малейшую ценность, отравить канарейку (разумеется неумышленно), испортить почти все сковородки. Он не знал, что тефлон не чистят ножом. Он вообще почти ничего не знал о жизни, все необходимое сообщала ему я. Имея за это отличный молодежный секс.
Наконец он осмелился выйти за сигаретами. Вместе с моей дочерью, которая пришла посмотреть на восьмое чудо света – любовника матери-старой-кошелки. Той ночью он не вернулся, позвонил с мобильного дочки, сказал, что зажигает в клубе, что ему необходимо размяться, что я могу приехать, если есть силы. Я решила остаться дома. Ревнивая старуха, следующая по пятам – что может быть противнее?
Моя дочь к тому времени уже рассталась с учителем. Она обожала тусоваться с экспатами по их специальным клубам и строила плану по зарубежному замужеству. Тем не менее, мой русский с головы до кед парень ее устроил. Неделя была потрачена на телефонные переговоры: «Подло уходить от матери к дочери. Обычно бывает наоборот. Когда ты вернешься? Не мотайся по клубам, твой режиссер еще не остыл».
Предчувствия меня не подвели. В следующий раз он позвонил с телефона великого и ужасного. Передал ему трубку. Режиссер был добр, сказал, что не имеет претензий и даже готов временами отдавать парня в мое пользование. Еще месяц назад я задохнулась бы от унижения. Если бы можно было открутить время назад...
Теперь он приходит и уходит. Его снимают в настоящем кино. Он говорит, что я - самая важная женщина в его жизни. Я кончаю от него каждый раз так сладко, что готова терпеть любой график встреч. Его имя все чаще появляется в прессе. Мы ходим на банкеты вместе. Иногда к нам присоединяется режиссер или моя дочь. Все хорошо. Я прекрасна и самодостаточна. И еще у меня есть чувства: боль, отчаянье, ожидание, пустота, восторг. Словом – жизнь.
-
-
20.10.2005 в 06:50-
-
20.10.2005 в 07:31-
-
20.10.2005 в 09:32в общем, да, ужОс, если честно.
-
-
20.10.2005 в 09:59честно? я ожидала большего.
-
-
20.10.2005 в 11:08концовка - странная. такая всеобобщающе-пережевывающе-пафосная. это редко когда катит.
а так - очень душевно читалось. я все на каждом абзаце, как дура, думая, что это правда, подставляла разных тебе мужчин :) получила много удовольствия :)
а вообще рассказ грустный, конечно. обреченный, я бы сказала.
-
-
20.10.2005 в 11:17-
-
20.10.2005 в 11:25Ну то есть не могу сказать, что я хорошо во всем этом разбираюсь, мне эта ситуация кажется не очень правдоподобной, но ведь наверняка кому-то такой стиль жизни кажется привлекательным. Тогда наверное, это может понравиться.
Очень любопытный был кусочек-вводная, где мол.чел. появляется - такая вытяжка из всевозможных аспектов жизни, перенасыщенный концентрат. Наверное так мог бы писать о нашем времени какой-нибудь старательный автор детективов из будущего. Щедро сдабривая текст всеми найденными историческими деталями =)
-
-
20.10.2005 в 11:29дней португальской фотографии а где?
-
-
20.10.2005 в 11:40-
-
20.10.2005 в 12:36А мне нравится. Интересно. Но ты меня не слушай, я вообще валенок из сибири.
-
-
20.10.2005 в 15:17я же не могу зарабатывать деньги тем, что пишу в дневнике
португальская фотография в большом манеже
ситуация из жизни
-
-
20.10.2005 в 20:26это как хохмы на экзистенциальные темы, кода ногти - в ладонь, усмешку - ни лицо...
впрочем, написано довольно схематично, слишком мал объем, чтобы сделать какой-либо вывод...
-
-
21.10.2005 в 02:11Жизнь категорически ужасная штука, не так ли? Беда в том, что то, как ты пишешь в дневнике и то, как ты пишешь в своих рассказах разительно отличается. Так же как мы отличаемся от читательниц Космо.
-
-
21.10.2005 в 02:13или ты хочешь, чтобы моя дочечка, моя мама-старушка и я вместе с ними умерла с голоду? или может ты хочешь, чтобы я стала менеджером среднего звена и вообще ничего не писала?
знаешь, есть такое точное старое выражение
два мира - два шапира
и касается оно не только эмигрантов