ЭТО = земфира

что с ней случилось?

@темы: Музыка

---

моя подруга написала сценарий про то, как молодого биолога укусил бобер (и он стал вампиром)

руминов не отстает



УКУС МУРАВЬЯ



Героя-неудачника кусает муравей, прямо в квартире. Он падает со стула. Обжигается лапшой.

От укуса остается след.



При этом у него в жизни ничего не происходит, поэтому он всем рассказывает только про случай с муравьем. Знаменательное событие по меркам его жизни. Параллельно проблемы и неурядицы на всех фронтах. Ни работы, ни жены, ни мечты... Классическая экспозиция фильмов про симпатичных лузеров.



И тут.. открывается новое шоу "Удивительные травмы", и тот, с кем произошло самое нелепое, невероятное происшествие получает большой приз. Знакомый советует ему пойти туда, может возьмут, все-таки муравей укусил, может, проканает.



У героя созревает план: он делает себе чуть ли не гипс, вроде как так укусил, что вообще ходить не может, чуть ли не ампутация грозит, уникальный случай. Его берут, и он постепенно становится самым популярным участником этого шоу (всем нравится, как он все время описывает схватку с муравьем). Для драматического эффекта герой имитирует прогрессию последствий укуса,

отнимается речь и т.д. Это все делает его героем новостей, лицом с обложки, в него влюбляются и среди знакомых уже есть даже политики...



В итоге, чувак выходит в финал, но чтоб выиграть главный приз (основной соперник сильный - парню на голову упал сухарь, но так как долго летел, что раскроил череп плюс сострясение мозга плюс частичная потеря памяти) надо отрезать себе ногу, меньшее не сработает...



И вот он у знакомого хирурга действительно ампутирует атакованную муравьем ногу. Полностью уверен в победе, но тут случается страшное: его конкурент пошел дальше, он сделал себе лоботомию...

@темы: культур

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

как страшно жить. мое для атмосферы

очередная безжалостная страшилка. написано как бы про детей, но реально касается всех



Слышишь этот зуд?



Наши дети в опасности. На них нацелены острые носики миллионов кровососущих. Вот они, почти рядом. Визжащие, жужжащие, гудящие маленькие друзья. И вот уже вы сами, вслед за ребенком, покрыты вчерашними расчесами и свежими укусами. Пора покупать репеллент, формировать серьезную аптечку – ответ на все виды атак



Комары да мухи

Укусы комаров – вещь довольно безобидная. Единственная опасность в этом случае – расчесы грязными ручонками и последующее воспаление или аллергический дерматит. Укушенное место надо по-старинке протереть раствором питьевой соды, после чего прижечь зеленкой или фукорцином. Превратите процесс обработки волдырей в игру, ибо фукорцин оставляет красные следы, зеленка – понятно какие, и пострадавший может высказать цветовые предпочтения, разукрасив себя на славу.

Мухи, а точнее мелкие мошки, представляют угрозу пострашнее. Они активны на солнце, проживают возле проточной воды, где и откладывают личинки. Реагируют на запах пота и любят белые одежды. Кусая, мошка впрыскивает под кожу ядовитую слюну-заморозку и разжижители крови, чтобы удобнее было вампирить. Яд вызывает значительный отек (который может держаться неделю), а за ним и зуд. Воздержаться от расчесывания практически невозможно, что взрослому, что ребенку. Укус протирают нашатырным спиртом и прикладывают лед, который с одно стороны охлаждает воспаленное место, с другой – заставляет ткани сжиматься и выбрасывать яд наружу. Лед тает, вода стекает, яд благополучно смывается.

Множественные укусы мошек чреваты отравлением и жаром, поэтому ребенка стоит приучить к репелленту. Он неприятно пахнет, кожа после него становится липкой, эффект от него на первый взгляд – нулевой. Как вились комары вокруг, так и вьются. Но если вы понаблюдаете, то увидите, что комары и мошки в задумчивости бродят по телу вашего дитятки и улетают, несолоно хлебавши. Слой репеллента лишает их питание прелести.



Все это пчелы

Трудолюбивые пчелки любят яркие цвета и сладкие духи, ненавидят машущих руками, истерически визжащих. Если вы хотите познакомиться с пчелами поближе, чаще ешьте пирожные под открытым небом и бегайте босиком по цветущим лугам, как в фильмах про счастливую дачную жизнь. Пчелиный яд опасен только для аллергиков. Чем ближе укус к голове, тем сильнее реакция на него. Если укушенный тяжело дышит и жалуется не столько на жжение и отек, сколько на головокружение, звоните 03.

Когда мы были маленькими, то любили «усыновлять» пчел. Мы надевали на руки толстые перчатки и брали пчелу двумя пальцами. Та, конечно, кусала, оставляя в шерсти свое жало. Обезвреженную особь сажали в коробку из-под спичек, кормили вареньем, устраивали на ночь постельку из тряпочек и ваты. И очень огорчались тому, через пару дней пчела умирала.

Дело в том, что вместе с жалом трудолюбивая оставляет укушенному свою ядовитую железу и часть пищеварительного тракта. Вся эта история хорошо видна даже на фоне большого отека. Ее удаляют пинцетом (с величайшей аккуратностью, чтобы не оставить часть жала в коже) или выдавливают подушечками пальцев, как прыщ. Последний способ – самый рискованный, резервуар с ядом можно раздавить, и весь яд достанется ребенку. Если вы не уверены в ловкости рук, возьмите острый нож или пилку для ногтей и быстрым легким движением острия стряхните жало с поверхности кожи. В результате канал в центре жала передавливается, под кожу перестают поступать аллергены.

Ранку из-под жала промывают спиртом, прижигают йодом, прикладывают лед. Отек снимают антигистаминными препаратами. Они же помогают дождаться скорой помощи в случае отека гортани и других аллергических реакций. Быстро обезболивает укус ватка с раствором новокаина, которым дачные аптечки отчего-то пренебрегают.



Прочие перепончатокрылые

С уксусами ос, шершней и шмелей связано куда больше жутких историй: взрослый мужчина был укушен в бровь и скончался от удушья, старушка глотнула компота и не заметила в нем осу, результат тот же. Моя хорошая подруга, любитель садоводства, гуляя по лондонской выставке-ярмарке цветов, вдруг почувствовала себя усталой. Решила сэкономить четыре фунта на метро, пошла домой пешком, последний километр дался нелегко – резкая, невесть откуда взявшаяся боль в ноге не давала идти. Конечность распухала и багровела на глазах. Пришлось потратиться на доктора, который рассказал о подземных гнездах шмелей. В начале лета, когда почва прогревается, шмели выползают на свет божий. Им неприятно, когда по ним ходят – а подруга моя решила пройтись босиком по живописной лужайке. Удивительно, что момент укуса остался незамеченным. Антигистаминная инъекция сняла острое состояние, но нога побаливала еще неделю.

Скопления ос (собственно, осиные гнезда) стоит искать в тенистых продуваемых местах: под балконом, под навесом, на верандах, террасах, в беседках и нежилых пристройках. Срывать гнездо не надо ни в коем случае, пострадают виновные и безвинные. Опрыскайте гнездо любым средством от насекомых и осы к вам не вернутся.

Осы любят всяческие помойки и остатки вчерашних пикников. Их много на пляжах, где отдыхающие культурно закапывают огрызки яблок и арбузные корки в песок. На дачных участках они гнездятся в земле, подобно шмелям. Любые сельскохозяйственные работы или игры с закапыванием секретиков могут закончиться печально. Укус осы считается врачам самой частой причиной аллергических реакций.

Обрабатывают укусы ос, шмелей и шершней примерно так же, как пчелиные. Укус шершня народ рекомендует натирать водкой, а затем — солью. Укус осы - разведенным лимонным соком или уксусом. При варке компотов и варений сразу же накрывать их марлей, перевязывать горлышко банок (диаметр таза) шерстяной ниткой для того, чтобы перепончатокрылые не смогли туда забраться. Прежде чем пить из стакана самим или дать питье ребенку, проверьте – не бултыхается ли там оса?



Слепни

Бывают двух видов: бычьи слепни, летающие при ярком солнце, и слепни-дождевки, любящие пасмурные влажные дни. Кусают они пребольно, спасу от них практически нет – кроме как репеллентом вымазаться с ног до головы. Живут исключительно за городом. Видят жертву за километр, носятся со скоростью 60 км\час. Крови жаждут только самки после соития, самцы питаются соком трав.

Слепни много пьют, поэтому больше всего их у водоемов. Они распознают движущиеся объекты быстрее, чем неподвижные. Бычий слепень делает несколько кругов, прежде чем впиться, дождевка бьет сразу, без предупреждения.

Хорошо в слепнях то, что они буквально слепнут с наступлением сумерек и плохо ориентируются в помещении. Теоретически, от них можно спасаться в тени. Укус слепня быстро превращается в значительную припухлость с белым волдырем посередине. Ранка может загноиться (слепни переносят разнообразные инфекции) и болеть недели две, поэтому ее сразу же надо промыть с мылом, приложить компресс с водкой и раствором питьевой соды, меняя его каждые 15 минут. Не помешает любое лекарство против аллергии и анальгин.



Цепкие гады

Народная молва гласит, что клещи падают с деревьев. На самом деле, они живут на кустах и высокой траве. Также народ считает, что клещ сам по себе ужасно опасен. Хотя из десяти особей только две бывают носителями клещевого энцефалита и клещевого боррелиоза. Чтобы обезопасить себя и детей, нужно весной сделать прививки или опять же облить себя репеллентом перед встречей с природой.

Гуляя в лесу или парке, надо время от времени осматривать друг друга. Особенно тщательно исследовать шею (на границе волосяного покрова), за ушами, у женщин – под грудью. Одежда должна быть закрытой и плотной, на шее – платок, брюки у детей - заправлены в носки, рубашка - в брюки.

Клещ, оставшийся под кожей, вызывает воспаление, поэтому, обнаружив гада, надо захватить его пинцетом как можно ближе к коже и выкрутить по часовой стрелке так, чтобы головка не осталась внутри. Или капнуть на него маслом, подождать 20 минут, подвести под нижние лапки петлю из нитки, затянуть и медленно вытянуть гада.

Народ опять же говорит, что клеща надо полить лаком для волос (он задохнется и разожмет челюсти) или поджечь (и себя заодно с ним). По правилам, клеща сохраняют, кладут в баночку и везут на экспертизу к врачу, чтобы узнать о своем будущем. Скорее всего, именно ваш гад окажется здоровым – но кто знает наверняка?

В течение трех суток после происшествия лучше обратиться в мед.учреждение, где укушенному введут противоклещевой иммуноглобулин и выдадут таблетки под названием йодантипирин (неплохо держать их в дачной аптечке). Если обнаружить гада сразу, можно избежать и больницы, и инъекции. Закрепившись на человеке, он начинает сосать через некоторое время – ему требуется вдохновение. После того, как клещ вынут, ранку обрабатывают зеленкой или спиртом. Укус может и не болеть - паразит анестезирует ранку слюной.

Болезнь (если она перешла с клеща на вас) проявляется через месяц температурой и сыпью. Не все больные обращаются в клиники, в результате каждый десятый случай артрита в Европе, например, оказывается последствием боррелиоза (куда более распространенного, чем энцефалит). От боррелиоза (или болезни Лайма) все еще нет вакцины, поэтому внимательность – наше единственное оружие против клеща.



Народные методы



- Чеснок против зуда и отека

1. Потереть зелеными листьями чеснока место укуса. Если укусов много, из листьев чеснока готовят кашицу, кладут в марлевый мешочек и делают примочки.

2. После удаления жала, разрезать зубчик чеснока и смазать соком больное место.

3. Если под рукой нет свежего растения, подойдет экстракт из аптеки, любая мазь, содержащая чеснок.

4. На худой конец, чеснок можно заменить луком.



- Лечебные травы

1. Нанесите на место укуса каплю неразведенной настойки ноготков, мирры или зверобоя. Подойдет также и лавандовое масло.

2. Наложите на кожу свежие листья мяты лимонной (Melissa officinalis), подорожника или курчавого щавеля (последний хорош также для обстрекавшихся крапивой).

3. Приложите салфетку, пропитанную холодным настоем ромашки, черной бузины, лаванды или лугового клевера.



- Гомеопатия

1. Гениальное средство от точечных укусов и их разнообразных последствий – старый-добрый-советский Ledum. Продается практически в любой аптеке.

2. Средство номер два - Apis mel. Раствор 30с принимают по одной дозе каждые 20 минут, пока симптомы не ослабнут.



Важно:



Яд пчелы отличается от яда осы. Укус первой нейтрализуют раствором питьевой соды, для борьбы с укусом второй употребляют разведенный лимонный сок или уксус.



В вашей дачной аптечке непременно должен быть супрастин, фенистил или кларитин. Полезно иметь под рукой антигистаминные средства в каплях (подмешивать в питье ребенку) и в виде геля (мазать укусы)



-----------



Аллергия



Перепончатокрылые – пчелы, осы, шмели, шершни, слепни – впрыскивают перед укусом яд, который может вызвать аллергическую реакцию. Каждый шестой ребенок, страдающий аллергией на укусы насекомых, продолжает делать это на протяжении всей оставшейся жизни. Даже если вам кажется, что именно ваше дитя спокойно реагирует на яды насекомых, возьмите с собой на отдых одно из этих лекарств: кларитин, зиртек, семпрекс, телфаст, эриус. Это может спасти жизнь вам и вашему ребенку.

Аллергик обязан всегда иметь при себе аллергологический паспорт или медицинский браслет с указанием на перенесенную реакцию и аллерген, а также набор для оказания экстренной помощи.

Самой страшной реакцией на укус может стать анафилактический шок. Внешне он напоминает припадок, человек начинает задыхаться. В ожидании скорой помощи укушенного надо уложить так, чтобы голова его была ниже ног. Голову положить на бок, чтобы он не захлебнулся в случае рвоты, выдвинуть нижнюю челюсть, чтобы не запал язык. Если перед вами не ребенок, а напротив – сильно поживший человек, проверьте, нет ли у него зубных протезов и снимите их от греха подальше. Если специалист приехавшей скорой не знает, что предпринять, напомните ему, что при анафилактическом шоке от укуса делают инъекцию адреналина (внутримышечно 0,1% раствор 0,1 - 0,3 мл). В крайнем случае, сделайте этот укол сами.

@темы: Статьи

---

Условный театр - это театр кукол

- художественная программа Мейерхольда, связанная с поэтикой символизма, с принципами условного театра, стилизации, подчинения актёрского действия живописно-декоративному началу.

Эта программа получила обоснование в работе Мейерхольда в Студии на Поварской (Москва, 1905), созданной по инициативе К. С. Станиславского. Оценивая подготовленные Мейерхольдом спектакли ("Смерть Тентажиля" Метерлинка и "Шлюк и Яу" Гауптмана), Станиславский считал, что здесь актёры являлись простой глиной для лепки красивых групп, мизансцен, с помощью которых Мейерхольд осуществлял свои интересные идеи.

Наиболее полно выражение стилистики условного театра нашло в театре В. Ф. Комиссаржевской (Петербург), где в 1906-07 Мейерхольд был гл. режиссёром. Продолжив режиссёрскую деятельность в Александрийском т-ре (с 1908), Мейерхольд ставил уже иную задачу - возрождение принципов "театра прошлых эпох"; стремился к сочетанию трагического гротеска с традициями народного площадного зрелища (в спектаклях "Дон Жуан" Мольера, "Маскарад" Лермонтова), что имело важное значение для его дальнейшей деятельности. В частности, стало основой экспериментальной работы Мейерхольда в Студии на Бородинской (с 1914, Петербург), где Мейерхольд поставил "Незнакомку" и "Балаганчик" Блока.

(то есть, балаганчик - это уже следующий стиль)



- Условный театр представляет собой ту самую пещеру, о которой рассказывал Платон. Зрители похожи на обитателей пещеры, прикованных и повернутых к стене, так что они видят лишь отражение того, что происходит снаружи, а не саму реальность, не сам свет и не те фигуры, которые там, а только тени. Знаменитые слова философа Владимира Соловьева - об этой пещере, об этом театре:



Милый друг, иль ты не видишь,

Что все видимое нами –

Только отблеск, только тени

От не зримого очами?



(то есть, это можно сравнить с современным перфомансом. это сложный ритуал, а не простое сопереживание. и в целом - тягомотина для обычного зрителя)



- в начале двадцатого века театральные эксперименты были посвящены поискам новых форм сценического пространства и шире - самой сценической архитектуры, поискам новых принципов декорационно-изобразительного оформления спектакля, новых принципов актерской игры. Переосмыслялись самые основы театрального искусства, разгорались споры, что первично в театре: слово или движение, театру приписывалась способность решать чуть ли не религиозные запросы времени. Появление драматургии нового типа вызвало острейшую необходимость в средствах ее выражения; этим объясняются все открытия и эксперименты в театральном искусстве начала ХХ века, и то, что в борьбе с натурализмом мейнингенского толка и в попытках создания Условного театра театр кукол стал эстетическим камертоном для теоретиков и реформаторов сцены, не было случайным. Однако, используя в полемических спорах и лабораторных репетициях специфические признаки искусства театра кукол, такие как декоративность, стилизация, условность движений, статуарная пластика, обобщенность жестов и т. д., реформаторы думали отнюдь не о развитии самого кукольного искусства, а, конечно, о театре драматическом. Сам театр кукол того времени имел традиционные народные формы (уличная комедия Петрушки, вертеп), его драматургия была достаточно наивной, отрывочной и ее канва напоминала скорее либретто с набором отдельных автономных сценок, чем связный драматургический дискурс.



- Мейерхольд много внимания уделял арлекинаде, русскому балагану, цирку, пантомиме. Он развивал идею воспитания актёра, уверенно владеющего своим телом, голосом, способного в нужном темпе и ритме выполнить любое задание режиссёра. В книге «О театре» (1913) он теоретически обосновал концепцию «условного театра», противопоставленную сценическому натурализму.

@темы: Работа

---

ИДЕНТИЧНОСТЬ, БЕЗОПАСНОСТЬ, СТИМУЛЯЦИЯ

Социологическое обозрение Том 1. № 2. 2001

58

СТАТЬИ И ЭССЕ

А.Е. Карпов*

Различение. Пространство в городе

Так или иначе структурируя мир, мы либо применяем давно устоявшиеся

правила, которые не в состоянии изменить, либо следуем некоей упорядочивающей

традиции в достаточно свободных рамках, либо сами «производим» какие-то правила.

Каждый упомянутый вариант может быть описан в нескольких социологических

традициях на богатом эмпирическом материале. Представляется, однако, что в отличие

от классических различений (сырое-приготовленное, богатое-бедное, сакральное-

профанное [11; 20; 28]), принятие либо непринятие которых становится очевидным для

других членов общества, приложение ритуалов упорядочивания и различения к

пространству, в частности, к городскому, не столь транспарентно. Источником

своеобразия пространственных различений может являться именно их относительная

слабость, незначимость для отдельного человека, групп, сообществ в плане

инструментальном, в том числе порождающем конфликты. Многовековое развитие

интерсубъективного – это в значительной степени как раз развитие установлений,

порядков и правил определения истинных иерархий, согласования противоречий,

способов их устранения (или устранения их носителей) [4; 5]. Долгое время, от

зарождения городского образа жизни до начала периода метрополий, организация

городского пространства безусловно воспроизводила системы различения, заложенные

и воспризнанные в более широком интерсубъективном (в данном случае –

социальном). Иными словами – городской образ жизни в современном понимании, как

образ жизни метрополии (вслед за Г.Зиммелем, мы противопоставляем термин

«метрополия», под которым подразумевается очень большой город с новыми

свойствами, просто городу [9; 19; 27]) начинается тогда, когда появляется такая область

социального, где все остальные системы различения размыты и ослаблены.

Существующие именно здесь, на поле городского пространства, системы различения не

приводят к конкуренции, компромиссам и борьбе, что могло бы повлиять на остальную

социальность, и потому не привлекают внимания общества надолго. Соответственно,

возможны, по крайней мере, три варианта развития, при которых различения в

городском пространстве могут оказаться ключевыми для социального производства.

Это, во-первых, деурбанизация социальных порядков при сохранении городской

формы поселений, то есть рустификация мегаполисов. Есть множество частных

вариантов этого способа развития, описанных, наряду с некоторыми ключевыми

эпизодами, в литературе. Во-вторых, стремительная урбанизация, превращение в

метрополии прежде доурбанистических сообществ с соответствующим смешением

разных порядков. Данная версия также пользуется вниманием социологов. В-третьих,

накопленный за несколько (максимум – 15) поколений социальный опыт жизни в

метрополии становится реифицированным до такой степени, что порождает такую же

* Карпов Антон Евгеньевич – магистр социологии, младший научный сотрудник отдела управления

социально-экономическими процессами региона Института экономики и организации

промышленного производства СО РАН, старший преподаватель кафедры социологии НТГУ

©Антон Карпов, 2001 г.

© Центр Фундаментальной Социологии, 2001 г.

Социологическое обозрение Том 1. № 2. 2001

59

напряженность, которую вызывали все остальные ритуализованные порядки жизни

прежде. На наш взгляд, все три варианта могут быть рассмотрены применительно к

современной ситуации в России и в странах Восточной Европы.

Семиология городского пространства

Попробуем прежде всего дать релевантное определение через приложение

термину «различение». В наборе предметов их упорядоченность должна быть столь же

однозначна, как и порядок выше – ниже. При этом, если нам удается одним локусам,

территориям, ареалам присвоить некое свойство, отличающее их от других, то нет

необходимости озадачиваться новым поиском – различение должно остаться видимым.

Различение можно рассматривать как один из фрагментов общей теории

знаковых систем, которая тоже рассматривается с нескольких разных точек зрения, а

социально-антропологические приложения, в свою очередь, отличаются по своему

содержанию.

Другой термин, который необходимо определить – «городское пространство».

Представляется риторическим допущение А.Ф. Филиппова [14], что стоит добавить в

словосочетание «социология пространства» слово «городского», и все тут же

становится ясным. Многосмысленность понятия «городской» (сколько городов –

столько и специфических значений), многослойные контаминации (любой перекресток

в городе – это место встречи множества встреч) расшатывают уверенность социолога.

Безусловно, чистые случаи возможны (одинаково спланированные города, жесткая

рука свободного рынка земли), и в определенные периоды понятие «городское

пространство» бывает более-менее прозрачным [24]. Но не в России в конце ХХ –

начале XXI века. Обзор некоторых точек зрения по этому вопросу представлен в

работах А. Чешковой, Е. Герасимовой, С. Чуйкиной, В. Вагина [13].

Семантика городского пространства

Чтобы рассмотреть проблему различения в городском пространстве в рамках

любого из трех вышеупомянутых вариантов (рустификация, стремительная

метрополизация и реификация), – идет ли речь об общественном дискурсе или о

социологической полемике, – следует проанализировать сложившуюся терминологию с

точки зрения восприятия физического пространства на разных уровнях социальных

перспектив. На эмпирическом материале нетрудно продемонстрировать, как жители

большого города описывают понятия центра города, своего района, границ тех или

иных образований (города, района, центра) в разном контексте (разные речевые

ситуации и ситуации интервью). Следующий логичный шаг – анализ применимости

различных парадигм, существующих в социологии, социальной географии, социальной

антропологии и смежных науках, к интерпретации этого повседневного восприятия и

социального знания.

Когда речь заходит о семантических системах, особое внимание всегда

уделяется семантической упорядоченности, соответствию иерархий обозначающего,

знаковых систем – их референту, обозначаемому. Устойчивые закономерности такой

упорядоченности, как предполагается, связаны не с физикогеографическими,

ландшафтными, политэкономическими особенностями, а с отнесением данного

сообщества к некоторым культурно-историческим общностям более высокого порядка,

чем нация, и к месту в системе данной общности.

Предложим частный, но тем не менее исключительно важный пример. Одна из

перспектив такого отнесения – столичность-провинциальность-периферийность.

Наблюдения, анализ сочинений, интервью, текстов разного типа (газетные и

Социологическое обозрение Том 1. № 2. 2001

60

журнальные публикации, телепоток, интернет-ресурсы, в том числе и тематические

обсуждения, художественная литература) демонстрируют принципиальную значимость

символической нагруженности городских пространств в особенных городах. Это не

просто (и не всегда) столицы, а мировые столицы, города, где с некоторой

регулярностью вершатся судьбы всего человечества. Неизгладимый след, который

оставляют происходящие здесь политические или культурные события на нашей общей

истории, ясно осознаваем, артикулирован. Эта артикуляция выражается не только и не

столько в виде мемориальных досок, монументов, указателей в туристических

справочниках, а в формировании в сознании, поведении, дискурсе и хабитусе (то есть

между и одновременно в поведении и сознании) горожан некоего ценностного

комплекса. Собственно говоря, различие дискурса, хабитуса и фоновых практик как

категорий, равноприложимых к предметной области, – сфера приоритета социологии

пространства и социологии города. Установка на местный патриотизм, статусная

структура, связанная с принадлежностью (и степенью принадлежности) к горожанам

(римский гражданин, патриций, почетное семейство, настоящий москвич и лимитчик,

парижанин из 9 округа) – все это не могло не отразиться и на работах социальных

исследователей. Главные (на наш взгляд) работы в области социологии пространства и

социологии городского пространства написаны людьми, для которых включенность в

судьбу этих главных городов – Берлина, Чикаго, Парижа, Лондона, Вены, Москвы,

Санкт-Петербурга и других – актуализирована со всей очевидностью. Поэтому, когда

автор принужден ссылаться на свой опыт переживания некоторых из великих городов,

он не должен упускать из виду – главное в поиске семиологии города и семантики

городского пространства – поиск пресловутой универсальной бессознательной

праструктуры, которая существует в больших и средних городах периферии. Здесь – в

Омске, Саратове, Экибастузе – но главное – в Новосибирске – есть место для

патриотизма (иногда обращающегося в квасной), для трепетного отношения к своим

великим людям, важным событиям, но само по себе пространство города проживается

как часть персональной истории человека и сообщества. Нам кажется, что, приходя на

древние (или очень дорогие) камни мировых столиц, социология уходит из своей

области, а разбираясь со смыслом вариантов и инвариантов областных центров, –

возвращается к себе.

Заявленная тематика предполагает, что будут затронуты проблемы, обычно

называемые детерминистическими. Их круг широк, но выделим лишь некоторые. Вот

одна из них. Кто кого структурирует? Скорее, коммуникация структурирует

пространство. Это, разумеется, не постулат, а промежуточный теоретический вывод,

опирающийся на попытки систематизации эмпирических наблюдений и увязки

расходящихся теоретических концепций. С другой стороны, нам бы не хотелось

отказываться от социологизации пространства под тем предлогом, что его структура не

первична в обществе, ведь эта не-первичность неотрефлексирована, или, по крайней

мере, остается предметом сомнения для практиков – будь то риэлтеры, инвесторы

(вкладывающие инвестиции в жилье и в дороги) или просто горожане.

Вот, к примеру, мнение архитектора-градостроителя:

«Прежде всего, я хотел бы остановиться на мотивах... Дело в том, что мы давно

занимаемся теорией городской среды и проблемами, связанными с ее формированием.

Мы исследуем городскую среду не только с культурологических позиций, но и с

позиций градостроительных, хотя, конечно, не отраслевых, а теоретических. Тем не

менее мы раньше никогда не пытались сделать теорию пространственной организации

или теорию городской среды предметом плановой научной работы. А когда

попробовали, то выяснилось, что многие наши уважаемые коллеги высказались крайне

негативно в отношении возможности ее осуществления. Причем, именно в отношении

Социологическое обозрение Том 1. № 2. 2001

61

самого принципиального вопроса – правомочно ли вообще говорить о теории

пространственной организации и, если возможно, то как можно очертить контуры

такой теории. Вопрос решается простой – возможна ли теория в пространственной

opгaнизации города, возможно ли вообще говорить о теории в традиционном смысле

применительно к городскому пространству. Это первая часть. Может быть, самая

важная. Вторая тема, наше видение основ такой теории. Итак, почему я считаю, что так

говорить можно, и более того, нужно. И почему этот тезис вызывает недоверие со

стороны совершенно разных научных кругов и разных школ, в том числе практиков –

градостроителей. Коротко, мой ответ состоит в том, что мы выросли и работаем в

рамках особой дисциплины – архитектуры, внутри которой возможность

существования какой-либо теории позитивистского типа всегда, и вполне обоснованно,

отвергалась. Наше представление о современном состоянии городского планирования

или градостроительства заключается в том, что мы понимаем эту дисциплину не

столько как внутриархитектурную, но по преимуществу как научно-проектную,

конструктивную, в том смысле, как теоретическая география некоторыми учеными

называется конструктивной географией. Методы построения теории, с точки зрения

рассматриваемых вопросов, делятся на две крупные группы – позитивистские и

феноменологические. Подробнее об этом мной уже писалось ранее. Главный признак,

отличающий эти методологические схемы – позиция субъекта по отношению к

рассматриваемому им явлению. При отстраненной позиции ученого – отношении к

городу или другому территориальному образованию как объекту – формируется корпус

научного знания позитивистского толка. При включенной позиции – отношение к

городу как освоенному месту, наполненному смыслами и следами личного

переживания – формируется корпус средовых «знаний-пониманий»

феноменологического толка. Архитектурная парадигма отличается от перечисленных

тем, что это прежде всего проектная деятельность, которая ближе всего лежит к

искусству. Перед архитектором всегда стоит задача созидания, а не исследования, и

действует архитектор, опираясь не на научное знание (т.е. знание, полученное и

оформленное особым образом), а на мастерство и опытное знание – умение. Кроме

этого, архитекторы не верят, что объекты, с которыми они работают, имеют свою

собственную природу, не подвластную человеку, их запроектировавшему и

построившему. Каждый раз среди архитекторов вызывают бурю протестов попытки

описывать город как квази-естественные объекты с устойчивыми повторяющимися

связями, описываемыми закономерностями, базирующимися на статистическом

анализе. Вот делать типологии или классификации – это можно, поскольку все объекты

отличаются друг от друга. Описывать же поведение людей гравитационными моделями

и, на этой основе утверждать, что центр города все же лучше запроектировать в другом

месте, а не на “высоком берегу реки”, где никого не бывает – вот этого нельзя» [6].

В каком-то смысле данный отрывок представляет собой свидетельство

практиков о том, что нечто социальное (коммуникация в первую очередь, именно

коммуникация есть суть понятия «умения архитектора», твердая рука и хороший

глазомер – это обязательный, но всё же довесок к символическому конструкту)

структурирует городское пространство. Конечно, попутно заявляется, что и

установленные (придуманные, сконструированные) закономерности семантики,

коммуникации и всего социального вообще – тоже не могут накинуть узду на

творчество и искусство, но это уже заявление риторическое – архитекторы и

градостроители давно апеллируют не только к гравитационной модели, но и к другим

социологическим конструкциям (сошлемся в первую очередь на Л.Мамфорда и

К.Зитте). В нашем эмпирическом материале такие апелляции еще более радикальны –

это касается и строительства метро (интервью с главным инженером Новосибирского

Социологическое обозрение Том 1. № 2. 2001

62

метропроекта и Ленметрогипротранса), и архитектурного облика центров

Новосибирска и Барнаула (публикации в журнале «ПРО» и высказывания в

телепрограмме «Архитектон»). Более того, специфический источник

(www.ngs.ru/forum, разделы «Новосибирск – «за и против») наводит на мысль, что

рефлексирующий горожанин по умолчанию встает на позицию архитектора и

строителя, артикулированную А. Высоковским [12].

Таким образом, теперь допустимо переформулировать текущий вопрос из «как

производится различение городского пространства» в «как осуществляется

различающая коммуникация и/или коммуникация по поводу различения городского

пространства и/или коммуникация по поводу городского пространства». Иными

словами – то, как мы говорим, в конце концов неизбежно определяет то, как мы видим

город и ходим по его улицам, т.е. – городское пространство. Вроде бы очевидно, что

наши жизненные миры определены коммуникацией. Представляется важным по этому

поводу обратиться к Р.Барту и к Ю.Хабермасу. С позиций антропологии культурация

человечества явилась результатом онтогенеза членов различных родов. Отход от чисто

инстинктивных поведенческих образцов мог быть компенсирован лишь

зарождавшимися культурными жизненными формами. Этологи полагают, что в

процессе ранней культурации внутренние (биологические) и внешние аспекты не могут

быть отделены друг от друга, они инстинктивно связаны, элементы внешнего мира

инкорпорированы в генетический код. Трудно понять, как произошло усложнение

биологического механизма инстинкта: сохранялись инстинктивные поведенческие

схемы, и в то же время происходило зарождение символов. Наиболее адекватная теория

эволюции, которая тематизировала систематические взаимосвязи подавления

инстинктов и развития культурных жизненных форм, пытается объяснить это сроками

замедления развития зародыша. Кроме того, согласно этой теории, первая стадия

культурационного процесса была заложена субчеловеком, (что маловероятно), с его

инстинктивным регулированием поведения и новым приобретением – символически

организованными регуляторами (иными словами – переключателями). Однако

археологические данные этого не подтверждают. Наши предки обладали

экстраординарной пластичностью двигательной системы, которая открывала

неограниченные возможности к действию – им осталось только захотеть построить

необходимые культурные структуры.

Исследуя в процессе реконструкции реальные антропологические условия

ситуации, сложившейся на начальной стадии культурного развития, мы увидим, что

структурные меры можно зафиксировать с самого начала на уровне действия, т.е. в

реальном взаимодействии; а потому превосходства, приписываемого Ю. Хабермасом

символически организованному уровню интерпретации на этой стадии, просто не

существует. Ещё более основательно это наблюдение подтверждается при

исследовании условий развития с момента онтогенеза. Тогда можно заметить, что

«социальная интеграция должна быть обнаружена не на уровне интерпретации

ритуально установленного изначального консенсуса, а в житейской практике семейных

взаимоотношений» [21, с.185 – цит. по переводу К.Пальцевой]

Обратимся по этому поводу к общеизвестному факту, иногда ошибочно

трактуемому как метафора. Развитие индивидуального организма повторяет стадии

развития его биологического вида. Суть метафоры в следующем: она аналогична тому,

как в индивидуальной биографии в каждый момент времени мы имеем свободу выбора

(сошлемся хотя бы на З.Баумана [14]), в истории социальности, на определенном этапе

один из вариантов превращается в систему инвариантов, закрепленных так глубоко, что

они не могут быть поставлены под сомнение (здесь нельзя не вспомнить про

генеративную грамматику Н. Хомского [15]). Приведенная аргументация предполагает

Социологическое обозрение Том 1. № 2. 2001

63

не развитие историко-археологического или биофизиологического исследования, а

утверждение того, что семиология и этология работают на едином поле и социология

городского пространства – один из многочисленных фрагментов их пересечения.

«Возвращаясь к сравнительной этологии, интересно отметить, что одной из ее самых

первых мотивировок была надежда, что путем исследования априорных, врожденных

рабочих гипотез, наличествующих в более простых организмах, чем человек, станет

возможным прояснить априорные формы человеческого мышления. Это формулировка

Лоренца» [15, с.112]. Таким образом, дисциплинарная область нашего исследования

оказывается ближе к пересечению этологии и семиологии. Немаловажно, что

семиология жизненных миров четко разработана в обыденной речи (мы уже работаем с

целевым эмпирическим материалом). Можно утверждать, что сведения о местах

работы, жительства, проведения свободного времени, ощущения тех или иных

пространств или мест (в данном случае различие существенное), формирование

субпространств и субкультур пространств (челночные и хаотические миграции,

структурированное потребление, приватизация пространства) достоверны и не могут

быть заподозрены в заражении артефактами. Все это все уже было и до прихода

социолога.

Но город Новосибирск (как и любой другой город) – это не контейнер, куда

помещены кафе, станции метро, остекленные девятиэтажки и магазины. Если

оставаться в рамках диафоры, то, во-первых, это большая жаба, мечущая икру. Во-

вторых, это облако. Границы его рыхлы, и мы не можем идентифицировать

принадлежность разлетевшихся ошметков. Предполагают, что первичная схема

пространства для горожан – это что включается, а что не включается в город (район,

квартал, обозримое пространство). Что могут сказать по этому поводу горожане? И на

какой вопрос они должны отвечать?

Корректная постановка исследовательского вопроса на тему первичной схемы

остается, на наш взгляд, нерешенной методической задачей. Проблема не в недостатке

времени, предварительных размышлений и концептуализаций или отсутствии

возможности проводить неоднократные исследования. Сначала нужно снять ложную,

как нам кажется, предпосылку, что люди концептуализируют понятие «город»

(пространство города на уровне концепции тождественно понятию «город») в общем

для всех поле или что можно градуировать уровни этих логических полей

размышления «принадлежит моему месту – не принадлежит моему месту обитания,

жительства и т.д.» на общем основании (возможно, здесь стоит попытаться

действительно описать все, что гипотетически фальсифицируемо). Предположение о

существовании принципиально разных оснований внутреннего, мысленного обращения

с пространством, что приводит, с одной стороны, к принципиально разным вербальным

концептуализациям, а с другой – к фиксируемым беспристрастным наблюдателем

различиям в образе жизни, переносит наши проблемы в совершенно другой ракурс.

Надо описать эти поля, эти разные концепции и разработать инструмент отнесения

субъекта (респондента или автора социологического или географического текста) к

определенному типу (по всей видимости, в работе Ю. Красниковой1 – это

«нейтральный тип» – безразличные к внешнему окружению). Мы не пришли к

окончательному решению, как назвать эти типы. Читателю будет любопытно узнать,

что исходными вариантами были слова «штамм», как у бактерий, или более

человеческое, но более нагруженное – «раса». Реакция читателя – ужасно, расизм. И

поскольку это действительно так, естественно предположить, что разница в

территориальном поведении есть некоторая устойчивая биологическая характеристика,

1 Работа будет опубликована в сборнике «Социология городского пространства».

Социологическое обозрение Том 1. № 2. 2001

64

которую можно назвать расой (хотя это не будет коррелировать с этничностью или

другими социобиологическими характеристиками, во всяком случае, мы этого не

наблюдаем). Но предварительно нужно оговориться – теоретическая работа проведена,

предпосылка: «есть разные основания восприятия и оперирования городским

пространством, мы это обнаружили в принципиально разных ответах на одни и те же

вопросы» приводит к заключению о существовании, по крайней мере, двух

эмпирически фиксируемых комплексов. Комплексами мы их называем потому, что это

не совсем предпосылки и не идеальные типы – они не референтны в реальности даже

на идеальном уровне, не приводят к определенному типу социализации и даже не

могут быть предположительно соотнесены с какими-то еще формами социального

поведения, кроме пресловутого оперирования с пространственными (а точнее, только с

городскими) категориями.

Одни люди умеют различать пространство, территории в городе так, что для них

существенны и значимы многие детали, другие – не придают этому значения, им

присущ своего рода дальтонизм к городскому пространству. Представляется уместным

для социологических целей определить эти «расы» людей как два конца континуума,

которые описываются как установочные комплексы. Итак, два противопоставленных

комплекса – «знать-пользоваться» и «выполнять-понимать» (первые –

нетерриториальны, вторые – территориальны). Их рядоположенность очевидна, а

противопоставление – нет. Противопоставление, возможно, происходит из того, что

комплекс «знать-пользоваться» имеет отношение к понятиям структуры и актора, а

«понимать-выполнять» – к системе действия и агенту.

Вопросы семантики тесно соприкасаются с вопросами восприятия [23]. Большой

город, новый город, город после долгого перерыва, центр города для жителя окраины,

пригорода – все это содержит мистифицирующие, возбуждающие, изменяющие

сознание и потому привлекательные компоненты. Главное – именно перевернутые,

разрушенные и на что-то замененные системы различения при изменении сознания –

границы проходят не там, иерархии перепутаны или перевернуты, появляются новые,

прежде неведомые основания типологии и классификации в общем-то того же мира.

Материалы нашего исследования2 выявляют следующую тенденцию: те, кто

прожил в Новосибирске дольше (больше 30 лет, с рождения), и те, кто относительно

ниже расположен на социальной лестнице, склонны определять свой район как более

обширный; для них его границы устойчиво более размыты, территория, где они

ощущают себя как дома, устойчиво больше, не связана с использованием транспортных

средств, иногда покрывает понятие «везде», «весь город», «все левобережье». Границы

города для них также представляют нередко нечто более обширное, чем

административные или конвенциональные границы. Количество таких респондентов

меньше 20, поэтому мы не имеем права делать статистические выводы. Тем не менее

заметна тенденция: не отличаясь в целом эмоциональностью или вспыльчивостью, они

дают эмоционально окрашенные ответы на специфические «городские» вопросы,

например, о вырубке деревьев. Правомерно предположить, что стабильное проживание

в пределах агломерации людей с низким уровнем жизни приводит к утрате

территориальных ощущений. Но допустимо и обратное – те, кто пренебрегает (в силу

каких-то внутренних причин) семантикой пространства, кому присущ

территориальный дальтонизм, те и соотносят себя с городом в целом, а город –

«размазывают» вплоть до других городов. Они проигрывают в конкурентной борьбе за

2 Исследование кафедры общей социологии экономического факультета НГУ, лето 2000 г., 150

респондентов, общегородская квотная выборка.

Социологическое обозрение Том 1. № 2. 2001

65

некоторые материальные ресурсы, они менее мобильны, поскольку для них место

проживания не кажется столь нагруженным, как для территориально-пространственно

чувствительных особей.

Логично, что «понимание-выполнение» предполагает бóльшую склонность к

реификации городского пространства3, его семантической системы, а «знание-

пользование» – к постановке легитимации под вопрос4. Подробнее об этом – позже, а

сейчас мы бы хотели заострить внимание на том, что, как уже упоминалось, данное

разделение носит этологический характер.

Понятие территориального пространства развилось в этологии. По Р. Ардри,

территориальность задает животному или группе животных некое пространство,

определяемое как исключительное – не допускающее других. По Дарлингу, функцией

территории является предоставление безопасности и стимуляции. Ардри добавляет, что

территория обеспечивает ощущение идентичности, в котором нуждаются все

животные, включая человека. Таким образом, территориальное пространство – это

такой ареал, который обеспечивает идентичность, безопасность и стимуляцию и в

пределах которого происходит подавляющее большинство наших социальных

взаимодействий [26].

С. Лайман и М. Скотт вводят четырехступенчатую классификацию

территориальности – персональное, телесное пространство (часто описываемое как

«пузырь»); территория интеракции (непосредственного взаимодействия); домашняя

территория; общественная территория (публичное пространство, которое группа

воспринимает как свое). Заметьте, здесь классификация нейтральна к проблемной для

рассматриваемой темы области. И. Мусил предполагает, что максимальное чувство

безопасности и социального комфорта достигается, когда культурно-экологические

факторы (например, нерегулируемая архитектура городской рядовой застройки)

производят более дробное членение второй половины этой классификации – частное

пространство (соответствующее «домашней территории» Лаймана–Скотта),

получастное пространство (внутренний двор), полупубличное пространство, публичное

пространство. Эмпирическим свидетельством такого членения Мусил представляет

социально санкционированную возможность находиться в разных пространствах в

разной одежде. По его мнению, идеальной материальной формой полупубличного

пространства являются аркады, и данная архитектурная форма проявляется всегда,

когда в условиях нерегулируемости и относительного благополучия сообщества имеют

возможность материально реализовать желаемые формы. Совершенно очевидно, что

классификация Мусила – это часть комплекса «понимать-выполнять».

По Лайману и Скотту, именно существование социальных норм, управляющих

поведением в толпе, демонстрирует социальный характер персонального телесного

пространства и публичного пространства [26]. Логично предположить, что общности,

социально связные, не могут включать в себя места (или, как их еще называют,

«локусы») наивысшей публичности, для них континуум может продолжаться от уровня

приватного до полупубличного. Таким образом, естественными границами,

образующими сетку, определяющую максимально возможные размеры сообществ,

будут парадные проспекты, набережные, другие «присутственные места» в данном

городе. В российских городах нижние ступени упомянутого континуума редко бывают

оформлены так, как в Восточной Европе – насколько нам известно, лишь в Санкт-

3 Те, кто «территориален», уже не в состоянии воспринять семиологию города как порождение

человеческой коммуникации, она ими управляет. 4 Скорее всего, для территориальных дальтоников этот вопрос проявляется в их безразличном

отношении, топтании по святыням разграничения, но иногда это осознанный и явный бунт против

надуманного структурирования.

Социологическое обозрение Том 1. № 2. 2001

66

Петербурге в старом городе внутренние дворы представляют собой явным образом

полуприватизированную зону (вплоть до постройки атриума), и лишь в Москве

распространено огораживание – создание охраняемой территории – вокруг жилых

зданий или комплексов жилых зданий. В Новосибирске же жители на наш вопрос,

хотели ли бы они жить в таком полуприватизированном квартале, отреагировали в

целом отрицательно. Более 50% респондентов либо не поняли, о чем идет речь, либо

отвечали категорически «нет», около 40% отвечали: «было бы хорошо, но это же все

равно невозможно». В целом распределение положительных ответов носило не

территориальный характер, а было связано с возрастом – чаще поддерживают идею

огораживания жилых территорий молодые респонденты.

Следует отметить, что современная этология (за последние 15 лет) обнаружила,

что у всех высших животных (птиц и млекопитающих), у которых ранее было

зафиксировано территориальное поведение, существуют как минимум два модуса. Если

раньше считалось, что по крайней мере представители одного пола в популяции всегда

имеют персональную территорию (для идентификации или для снабжения пищей), то

теперь выяснилось, что от 5 до 20% популяции даже территориального пола (гендера?)

являются кочующими особями. Они вполне конкурентоспособны в брачный период,

участвуют в воспроизводстве вида и обладают минимальным персональным телесным

пространством, в то время как большинство их сородичей увеличивают такое

исключительное пространство до размеров больших участков. И если раньше

результаты наблюдений за ежиками, коршунами и волками мы смело переносили на

человеческое сообщество, то новые факты требуют дополнительного осмысления.

Теперь необходимо ответить на три вопроса. Первый – как эмпирически более-менее

достоверно различать эти две «расы» (или два комплекса, если они в большей степени

обусловлены социально, чем досоциально. Имеется в виду, что социальная

обусловленность – это то, что можно получить в процессе социализации в течении

жизни, а досоциальная – то, что касается истории развития вида и общества) и что

следует из их различия. Второй – как на самом деле организована семиология города

для тех, кто территориален. Третий – как соотносятся со структурированным

пространством, с семантикой города те, кто не умеет соотноситься, но вынужден

выполнять некоторые правила.

Попробуем порассуждать.

Пол. С одной стороны, существует такое понятие, как топографическое

слабоумие молодых женщин. Действительно, в отличие от других, именно эта группа

демонстрирует отсутствие связи время–расстояние. Однако можно предположить, что

женщины более чем мужчины ощущают территориальность. Для них актуальнее

проблема личной безопасности, особенно в определенное время суток, соответственно

они четче ощущают безопасный для себя район и относительно спокойные районы

города, чем мужчины. Кроме того, женщины более чувствительны к ассортименту и

ценам в магазинах и торговых точках города и должны лучше представлять тренды

пространственной локализации. Соответственно, если будет обнаружена корреляция с

полом, значит территориальность скорее связана с чувством опасности-безопасности и

с потребительским поведением. Если же окажется, что мужчины лучше чувствуют

территориальность, значит надо проверить специфические товарные группы (мужские

товары), торговлю в разное время суток, и, может быть, связать этот факт с тем, что

общество в данном аспекте сохраняет патриархальность – территория поделена между

самцами, а самки находятся в собственности самцов и не должны задумываться, где и

чья территория.

Возраст. Можно предположить, что для подростков и тех, кто только вышел из

этого возраста, свой район четко связан с чувством относительной безопасности и

Социологическое обозрение Том 1. № 2. 2001

67

самоидентификации. В то же время, если человек дольше прожил в каком-то месте, он

должен испытывать к нему более сильное чувство принадлежности. Человек,

приехавший в город недавно, плохо распознает все городское пространство, для него

понятен какой-то уже исследованный район. Таким образом, прежде всего нужно

установить, что же такое район обитания, что туда входит и насколько своим все это

является. В общем, если интенсивная миграция вызывает снижение чувства

территориальности, значит территориальность связана с закрепленной

самоидентификацией и признанием этого же свойства за другими. Если повышение –

значит территориальность скорее связана с опасностью-безопасностью и

когнитивными характеристиками.

И еще несколько замечаний. Во-первых, радикальное различение предполагает

появление обособленной символической системы. С точки зрения семантики, для

обыденного, житейского сознания, структуры которого закреплены в языке,

адекватность и неадекватность окружающей действительности – жизненно важный

момент, определяющий выживание той или иной этнической общности, и сам факт

существования того или иного национального языка является свидетельством

успешного решения этой жизненно важной задачи. Иначе говоря, отсутствие местной

топонимики, семантически закрепленной таксономии – признак отсутствия различных

подобщностей, малых общностей. Более того, мы не сможем узнать, все ли структуры,

которые мы обнаруживаем, используются в жизни? Как надо расспрашивать, чтобы

узнать, какие структуры описывают жизнь в городе?

Во-вторых, проблема континуум версус неконтинуум. Нами была предложена

линейная дихотомия – а почему не замкнутый круг? Вариантов различения,

структурирования своего окружения – множество. Гармония, гамма, спектр. В этом

смысле те особи или социальные группы, кто оказался по предложенной нами

типологии на стороне – «знать/пользоваться», переживают свое знание и

осуществляют свое пользование в системе векторов, дихотомий, а те, кто попадает в

тип «выполнять/понимать», понимают нечто большее, чем дихотомии, они

располагают ненаправленным разнообразием. Представляется весьма уместным по

поводу дихотомий привести цитату из Р. Барта: «Обратим внимание, что бинарная

классификация вообще характерна для структуралистской мысли; метаязык лингвиста

словно воспроизводит на чистом месте бинарную структуру описываемой им системы;

заметим попутно, что было бы чрезвычайно поучительно обратить внимание на ту

превалирующую роль, которую в современных гуманитарных науках играют бинарные

классификации: если бы таксономия этих наук была хорошо изучена, мы, без сомнения,

узнали бы много интересного о явлении, которое можно назвать интеллектуальным

воображаемым нашей эпохи» [2, с. 249].

Что касается естественных языков, то в них нет ничего такого, что не

использовалось бы речью, и, наоборот, речь не может существовать (не отвечает своей

коммуникативной функции), если она не почерпнута из того «клада», которым является

язык. Подобное соотношение мы наблюдаем (по крайней мере, частично) в системах,

подобных пище, учитывая, что здесь факты индивидуального новаторства могут

становиться фактами языка. Однако в большинстве других семиологических систем

язык создается не «говорящей массой», а определенной группой людей. Отсюда можно

сделать вывод, что в большинстве семиологических языков знак действительно

произволен, так как создается искусственно в результате одностороннего решения [2, с.

260–261]. Таким образом, архитектурно-планировочные – суть семиология подобного

рода. Исследователю так или иначе придется вернуться к описаниям встроенности,

диалогов, связности, противоречивости в профессиональных архитектурных

суждениях.

Социологическое обозрение Том 1. № 2. 2001

68

Наше исследование носит позитивистский характер. В некотором смысле

постановка задачи соответствует традиции структурализма Ф. Соссюра и К. Леви-

Стросса [10; 11]. В то же время, методология исследования тяготеет к эмпирицизму,

автор полагает, что в полевом исследовании нужно фиксировать непосредственно

наблюдаемое поведение членов местного сообщества (в данном случае тех, кто

непосредственно присутствует в городе), поведение во взаимодействии друг с другом в

их повседневной деятельности. Переход к обсуждению «структуры идей» или

«культурного наследия» требует привлечения другого материала, не выводимого из

полевых наблюдений. Эмпирицизм кажется более предпочтительным, поскольку ему

противопоставлен рационализм, когда «из-за своего интереса к идеям как оппозиции

объективным фактам, рационалист-исследователь склонен более интересоваться тем,

что сказано, чем тем, что сделано» [28, p. 5]. В определенной степени это выбор

вынужденный, поскольку из рассмотрения исключаются все лексические формы

взаимодействия, что позволило сузить предмет анализа до нелингвистических

трансакций и лишь в ряде случаев использовать экстралингвистику и несколько

доступных наблюдателю морфем. Во всех странах удается запомнить слова «спасибо»

и «извините», некоторые вопросительные предложения, чего, как было показано [9],

достаточно для того, чтобы обрисовать весьма широкую картину.

Сложившаяся методическая традиция предлагает сравнивать

структурированность городов между собой, сегрегированность городского населения,

стратификационные параметры и т.п. Позитивистская реакция на подобное

предложение выражается в проблеме: чтобы сравнивать по таким параметрам, мы

должны сначала долго определять, что же мы сравниваем, какие объекты, ведь все

реальные города существуют в разных социально-экономических условиях, потому-то

и сегрегированность принципиально разная, там по выплаченным налогам, тут – по

годам образования. Чем крупнее город, чем более в нем выражена космополитичность,

чем больше он похож на метрополию Г. Зиммеля [19; 27], тем острее будет стоять эта

проблема. Другая проблема – как сравнивать «нечто» городов, если в одном месте

сложившаяся община меньше города, в других – больше. Считать человека москвичом,

если он родился в Солнцево Московской области? Считать ли браки между жителями

новосибирского Академгородка и жителями центра города внутригородскими браками?

Вот почему все характеристики, в первую очередь социально-демографические,

которые в принципе не допускают возможности «точечного» замера5, мы предлагаем

оставлять за фокусом исследования различения городского пространства. «Простейшая

модель узловой районизации предполагает равномощные центры, равномерно

расположенные на безграничной однородной плоскости и обладающие поэтому

равновеликими зонами влияния. Изолированные зоны были бы круглыми, но при самой

плотной укладке кругов на плоскости каждый из них, как известно, соприкасается с

шестью соседними. Разделив поровну не покрытые кругами вогнутые дуговые

треугольники и присоединив их трети к круглым ареалам, получим районы в виде

правильных шестиугольников. Гексагональность узловых районов положена в основу

теории центральных поселений В. Кристаллера. Шестиугольность – это как бы

изначальное, идеальное свойство не только узловых, но и всех вообще плоских

мозаичных районов. Когда их формы и размеры не рассматриваются или не имеют

значения, они должны представляться шестиугольными» [12, с. 141].

5 «Точечным» мы называем такой замер, который производится в произвольно выбранном

исследователем участке городской территории, достаточно малом, чтобы он весь входил в

территорию сложившегося локуса – топонимической единицы или административного района.

Участок может быть зоной обслуживания АТС, почты, больницы, какого-то рынка, избирательным,

переписным, муниципально выделенным, этнически или по застройке выделенным, ландшафтно

выделенным, картографическим таксоном.

Социологическое обозрение Том 1. № 2. 2001

69

Мы полагаем, что к блоку методологических проблем относится и вопрос, какие

из перечисленных теоретических схем различения и пространства можно превратить в

схемы различения городского пространства. Так или иначе, но девять ячеек схемы А.

Филиппова [14] не сочетаются с семиологией Р. Барта [18]. Представляется наиболее

продуктивным наполнять семантические и антропологические схемы понятийным

аппаратом Р. Сеннета, Л. Мамфорда, К. Линча и других [16; 17; 22; 29; 32; 33]. Среди

доступных объективных параметров выделяются ценовые характеристики городских

земель (например, аренда стандартной квартиры в разных районах) как самые

артикулируемые и усредняющие (потребности и желания различных групп).

Что же из этого следует?

Известен пример З. Баумана [14] – химические компании вынуждены наклеивать

на упаковки с абсолютно одинаковым веществом разные наклейки, поскольку

щепетильной домохозяйке не придет в голову, что можно одно и то же средство

использовать в кухне и ванной. Можно предположить, что грамотный маркетолог

наклеит на третью такую же упаковку третью наклейку, для ленивых мужчин, которые

рады мыть одним средством в ванной, кухне, гараже и коридоре. Метафора очевидна.

Общество с некоторыми проблемами идет навстречу тем, кто скрупулезно различает

пространство. Некоторые проблемы порождены тем, что часть тех, кто принимает

решение, номаден, территориальный дальтоник. Общество в целом не идет навстречу

тем, кто не различает пространство в городе, ставя их в дискриминированное

положение, поскольку тотальный принцип различения и разделения должен

выполняться неукоснительно, ради самого принципа. Такие нестыковки порождают ряд

гандикапов и пустого расходования ресурсов. Кто-то замечает, что некоторые

классические функции центра города востребованы где угодно (теми, кто не способен

различать) – запускается в дело механизм имплозии, сам по себе снижающий и

экономическую, и социальную эффективность городского образа жизни, к тому же

тщательно воспроизводя (на уровне ритуала) те фрагменты центральных функций,

которые носят территориальный, пространственный характер – и не поддаются

воспроизведению в гармоничном виде, и совсем не востребованы тем, кому присущ

пространственный дальтонизм [9]. Кто-то организует территориальное членение города

(ТОС, разнообразные хинтерланды), не сообразуясь с территориальными ощущениями

большинства и игнорируя отсутствие территориальной привязанности меньшинства.

Кто-то делает включенность в город тех или иных объектов и территорий (проводя

кольцевую дорогу, организуя инфраструктуру, самоуправление, хинтерланды), вынося

это на обсуждение людей, совершенно не понимающих друг друга. Кто-то приписывает

статусным различениям наличие территориального сообщества [1; 7; 8; 18; 22; 25; 31;

32].

В заключение подчеркнем: мелкие технические, процедурные нестыковки

принудили нас к поиску и конструированию новых полей, где и можно было поставить

методологическую проблему. Мы мало приблизились к разрешению методологических

проблем, но создание логических и идейных полей оказалось плодотворным для

когнитивной и исследовательской деятельности, расширения области социологии

пространства, а также импульсом к дальнейшему развитию методологии социологии в

целом.

@темы: Работа

---

подборка картин о тюльпанах

@темы: картинки

---

Mario Giacomelli

http://www.stephendaitergallery.com...ri_2099_102.jpg



первая половина

@темы: картинки

---

начала искать, где много герберта листа, наткнулась на лесбийский париж. в двух частях



герберт лист. предметы







не только предметы

@темы: картинки

---

фотограф

или

@темы: картинки

---

звери как люди

1. примерно эта рыба называется по-гавайски ulua, бывает до 45 кг. Она может заменять в качестве жертвы человека при жертвоприношении. Поэтому в поэтическом языке может обозначать возлюбленного.

via







2. Некогда в Средние Века оксфордский студент по имени Копкот отправился в Шотоверский лес прогуляться в погожий день, захватив с собой том Аристотеля по-гречески, который он в то время изучал. Он был так поглощен чтением, что не заметил, как на него несется дикий кабан, и поднял голову в момент, когда бежать было уже поздно. У студента не было оружия, кроме увесистой книги. Ее он и бросил в разверстую пасть зверя с криком: "Проглоти это, если сможешь!" Eheu, Graecum est! воскликнул кабан и поперхнулся до смерти.



C тех пор в Queen's College к рождественской трапезе всегда подают кабанью голову.



Westwood & Simpson

The Lore of the Land

@темы: мифология, Случаи

---

портрет моэма

что это значит? кто в курсе? моэмолюбы?

@темы: История

---

кто-нибудь читал?

@темы: Книги

---

Диеты от диетологов

брит диетпарад

разные

еще

врачебные

@темы: Работа

---

большой лори

распечатать. на стенку. думать о главном

тыц

@темы: хаус

---

стильный русский джуд ло

белый бетани и отпидарашенный рис наш

@темы: Кино

---

портал для школьников

портал для малышей

портал для родителей

@темы: Работа

---

ума

сессия полностью

@темы: Кино

---

такое ощущение, что

а/ люди вообще разучились жить и им нужна (необходима) помощь

б/ блоги по ведению жизни просто модны



поскольку за полчаса блуждания я нашла около десяти блогов по самосовершенствованию, отчасти дублирующих друг друга

например

и например



а также сборник переводов павлины

еще один

@темы: психология, Работа

---

Автор: Стив Павлина



Перевод: Кирилл Гурбанов (www.gurbanov.com)



Как определить цель своей жизни за 20 минут?



Как Вы определяете цель своей жизни? Я имею в виду не Вашу работу, не Ваши повседневные обязанности и даже не Ваши долгосрочные планы. Я говорю о том, почему Вы сейчас здесь, т.е. о главной причине Вашего существования.



Возможно, Вы – нигилист, который не верит тому, что у него есть в жизни некая цель и который считает, что его жизнь ничего не значит. Это не важно. Независимо от того, верите ли Вы в существование цели жизни или нет, Вы все равно ее найдете. Это как отсутствие веры в Земное притяжение – оно все равно не даст Вам возможности летать. Все, что описано в этой статье, будет работать и для Вас. Единственное, в Вашем случае (если Вы – нигилист) возможно увеличение сроков (вместо двадцати минут будет сорок (ну или шестьдесят, если Вы очень упрямы)). Вполне вероятно, что Вы, в силу своего нигилизма, можете не верить всему тому, что я скажу. Но как бы то ни было, что Вам мешает потратить час своего времени хотя бы ради интереса?



Позвольте рассказать Вам одну небольшую, но очень интересную историю про Брюса Ли, которая как нельзя кстати подходит к тому действию, которое нам необходимо выполнить. Один мастер боевых искусств попросил Брюса научить его всему, что он знает о боевых искусствах. Брюс взял две чаши, обе наполненные жидкостью. «Первая чаша», - произнес он, - «это все твои знания о боевых искусствах. Вторая чаша – это мои знания. Если ты хочешь наполнить свою чашу моими знаниями, тебе придется сперва опустошить ее».



Если Вы хотите открыть свое настоящее предназначение в этой жизни, Вам придется сначала опустошить свои мысли от всех тех неправильных суждений, которым Вас научили (включая то, что жизнь не имеет смысла).



Итак, как же все-таки определить смысл своей жизни? Несмотря на то, что есть много способов, я рассмотрю наиболее простой из них. Чем больше Вы располагаете себя к этому процессу, и чем больше Вы верите в то, что это работает, тем быстрее Вы получите результат. Но, если Вас терзают сомнения по поводу возможности этой затеи, или же Вы считаете, что это все – тупая, бессмысленная трата времени, то Вам придется поработать немного больше времени, чем остальным. Но результат Вы, так или иначе, получите.



Вот, что нам необходимо сделать:



1.

Возьмите чистый лист бумаги и ручку или откройте текстовый редактор на своем компьютере.

2.

Напишите такой заголовок: «Каков настоящий смысл моей жизни?».

3.

Напишите любой ответ на этот вопрос, который первым придет к Вам в голову. Он не обязательно должен представлять собою законченное предложение – короткая фраза тоже подойдет.

4.

Повторяйте шаг 3 до тех пор, пока Вы не прослезитесь. Та фраза, которая заставит Вас прослезиться – и есть Ваш смысл жизни.



По сути, это все. Не важно, кто Вы – депутат, инженер или бодибилдер. Некоторым людям это упражнение оставит наиприятнейшее впечатление. Другим же оно покажется безнадежно глупым. Обычно на то, чтобы очистить свою голову от всего «мусора» уходит порядка 15-20 минут. Все ответы будут приходить к Вам из Ваших воспоминаний и мыслей. Но, когда придет, наконец, правильный ответ, Вы почувствуете, что он пришел из самых глубин Вашей души.



Самым закоренелым нигилистам придется повозиться на некоторое количество времени больше, чтобы избавиться от всех неверных ответов – может быть, даже больше часа. Но если Вы проявите настойчивость и целеустремленность, то после ста, двухсот, или даже пятисот ответов, Вас захлестнет порыв эмоций от ответа, который является верным для Вас. Если Вы никогда ранее этого не делали, все это может звучать для Вас крайне глупо. Да пусть звучит! Вы просто делайте это, несмотря ни на что!



Во время самого процесса получения ответов на главный насущный вопрос, многие ответы будут очень похожими. Вы даже можете переписать все предыдущие ответы. Затем Вы, скорее всего, напишите еще 10-20 новых. И это нормально. Вы можете перечислять все, что приходит Вам на ум. Просто пишите, не останавливайтесь.



В некоторые моменты (обычно, после пятидесяти, ста ответов) Вам, скорее всего, захочется остановить сей процесс и абстрагироваться от него. Вас одолеет искушение встать и заняться чем-то другим. Это нормально. Просто отбросьте это желание и продолжайте писать. Скоро это чувство исчезнет.



Также, иногда Вы будете писать такие ответы, которые будут пробуждать в Вас некоторые слегка бурные эмоции. Но эти ответы все-таки не заставят Вас прослезиться. Помечайте такие вопросы (назовем их мини-целями) галочками, чтобы потом, если что, вернуться к ним за порцией вдохновения. Каждый из них отражает лишь часть цели Вашей жизни, но сами по себе они не являются законченными и полными. Когда Вы начинаете получать такого рода ответы, это значит, что становится «теплее». Продолжайте.



Хотелось бы заметить, что важно во время процесса находиться в одиночестве и важно исключить вероятность быть отвлеченным. Если Вы – нигилист, начните с ответа «У меня нет цели в жизни», или «Жизнь бессмысленна» и пляшите от него.



Когда я проделывал все то, что описал выше, это заняло у меня порядка 25 минут и я достиг того самого конечного ответа на пункте 106. Частичные ответы (мини-цели) появлялись на шагах 17, 39, и 53, затем они пропали и вновь объявились в пунктах 100-106. Я почувствовал искушение закончить процесс примерно на 55-60 вопросе. На 80 пункте я на 2 минуты закрыл глаза и расслабился, попутно освободив свои мысли, чтобы сфокусироваться на главном ответе. После этого мои ответы стали более близкими к финальному.



И вот, что я получил в итоге: жить сознательно и храбро, резонировать с любовью и состраданием, проявлять сильнейший дух с другими людьми и покинуть этот мир в мире и покое.



Когда Вы найдете свой уникальный ответ на вопрос «Какова цель моей жизни?», вы почувствуете, как глубоко он Вас задевает. Вам будет казаться, что эти слова обладают некой невероятной энергией, и Вы будете ее ощущать, прочитывая их снова и снова.



Но поиск цели своей жизни – не самая сложная задача. Самая сложная задача – это следовать найденному ежедневно, и работать над собой, достигая поставленной цели.



Если Вы хотите задать мне вопрос, почему эта методика работает, просто отбросьте его до тех пор, пока Вы сами ее не испробуете и не получите результат. И когда Вы ее проработаете, Вы, скорее всего, сами найдете ответ на вопрос о том, почему она работает. Если Вы спросите об этом у десяти разных людей, Вы, наиболее вероятно, получите десять разных ответов. Все эти ответы будут как бы пропущены через призму личности каждого опрошенного.



Естественно, методика не будет работать, если Вы сдадитесь до того, как получите конечный результат. Я практически уверен, что 80-90% людей должны достигнуть результата меньше, чем за час. Если Вы – упертый нигилист, возможно, это займет у Вас целых три часа, но я полагаю, что такие люди просто-напросто быстро сдадутся (в течение первых 15 минут) или даже не приступят к выполнению задания. Но если Вы читаете мои статьи (Стива Павлины – прим. перев.), Вы, я надеюсь, не относитесь к их числу.

@темы: психология, Работа