транзит "глория - мунди"

[aretania]

решила вспомнить о своем первом мужском любовнике
даже нет, любимом
он был не последним человеком в табеле о рангах, но на сегодня поиск в и-нете принес мне только вот этот рассказик
его перевод

Борис Виан. Волк-оборотень


Он жил в лесу Фос-Репоз у подножья Пикардийского склона --
очень красивый матерый волк с черной шерстью и красными
глазищами. Звали его Дени, и любимым развлечением его было
наблюдать, как машины из Виль д'Авре, прибавляя газу перед
подъемом на косогор, мчались по блестящему шоссе, к которому
иногда, в дождь, прилеплялось оливковое отражение громадных
деревьев. Он любил также, летними вечерами, рыскать в
придорожных кустах и заставать там врасплох влюбленных,
нетерпеливо возившихся с целым комплектом эластичных деталек, к
сожалению, представляющих в наши дни неотъемлемую
принадлежность дамского белья. С философской задумчивостью он
следил за этой битвой, изредка увенчивающейся успехом, и
стыдливо удалялся, покачивая головой, когда добровольная
жертва, так сказать, подвергалась закланию. Потомок древнего
рода цивилизованных волков, Дени питался травкой и голубыми
гиацинтами, которые по осени сдабривал грибами, а в зимнюю
пору, против своей воли, разумеется, бутылками молока, которые
таскал из большого желтого грузовика Молочной Компаний; к
молоку он питал отвращение из-за присущего ему животного
привкуса и с ноября по февраль проклинал суровое время года,
вынуждавшее его портить себе желудок.
Благодаря врожденной скромности Дени жил в полном согласии
со своими соседями, ибо те и не догадывались о его
существовании. Он нашел приют в пещерке, выкопанный в свое
время отчаявшимся золотоискателем, которому всю жизнь не везло
и который, уверившись в том, что ему вовек не отыскать
"Корзинку Апельсинов" (см. Луи Буссенара), на склоне лет решил
копать землю - занятие столь же бесплодное, сколь и
маниакальное, во всяком случае, в умеренном климате. Дени
устроил там уютное логово, которое мало-помалу отделал
колпаками колес, гайками и деталями автомобилей, подобранными
на дороге, где частенько случались аварии. Без ума от техники,
он обожал созерцать свои трофеи и мечтал о мастерской, которой
в один прекрасный день непременно обзаведется. Четыре шатуна из
легкого сплава поддерживали крышку от чемодана, заменявшую
стол" кровать состояла из кожаных сидений старой развалюхи
фирмы "Амилькар", мимоходом втрескавшейся в высоченного
здоровяка -- платана, а две шины служили роскошными рамками к
портретам горячо любимых родителей; все это с большим вкусом
сочеталось с более обыденными предметами, некогда собранными
золотоискателем.
Чудесным августовским вечером Дени неторопливо совершал
свой ежедневный моцион. Полная луна плела кружева из теней
листьев, и на свету глаза Дени принимали пленительные рубиновые
оттенки арбуазского вина. Дени подходил к дубу, где обычно
поворачивал обратно, когда на его пути волею судеб возникли
Сиамский Маг, который по документам именовался Этьеном Пампль,
и малышка Лизет Конфет, чернявая официантка из ресторана
"Гроией", под каким-то предлогом завлеченная Магом в лес
Фос-Репоз. Лизет обновила пояс "Загляденье" и этому
препятствию, для преодоления которого Сиамскому Магу
понадобилось шесть часов усилий, Дени и был обязан этой
встречей в столь поздний час.
К несчастью для Дени, обстоятельства были против него.
Стояла полночь; Сиамский Маг превратился в комок нервов; а
вокруг в изобилии произрастали волчьи-глазки, собачьи-рожи и
заячьи-лапки, с недавних пор в обязательном порядке
сопровождающие явление ликантропии -- или скорее антрополикии,
как мы сейчас узнаем. Озверев от появления Дени, который,
кстати сказать" повел себя деликатно и уже удалялся, бормоча
извинения, Сиамский Маг, не добившись от Лизет желаемого и
испытывая острую потребность дать какой-нибудь выход избытку
энергии, бросился на нив чем неповинное животное и хищно цапнул
в самое уязвимое место -- под лопатку. Тоскливо визжа, Дени
удрал со всех лап. Вернувшись домой, он свалился от необычной
усталости и уснул тяжелым сном с проблесками тревожных
сновидений.
Мало-помалу он позабыл о происшествии, и по-прежнему дни
менялись, одинаковые и разные; приближалась осень, у которой
такое странное свойство заставлять краснеть листья деревьев.
Дени объедался груздями и белыми грибами, иногда подцепляя
семейку опят, почти неразличимых на коре пня, и как чумы боялся
неудобоваримых свинушек. Теперь гуляющие быстрее уходили из
леса по вечерам, и Дени раньше ложился спать. Однако ночь,
казалось, совсем не приносила ему отдыха, и после сна,
напичканного кошмарами, он просыпался разбитым, с опухшей
мордой. Он даже меньше стал увлекаться техникой и, случалось,
начищая позеленевшую латунную трубку, среди бела дня застывал с
тряпкой в бессильно повисшей лапе, погрузившись в раздумье. Сон
его становился все более беспокойным, и Дени недоумевал, не
находя этому причин.
В ночь полнолуния он вдруг проснулся, дрожа от озноба, как
в лихорадке. Протирая глаза, он изумился непривычности своего
состояния и поискал выключатель. Он зажег великолепную фару,
доставшуюся ему в наследство от ополоумевшего "мерседеса", и
ослепительное освещение озарило закоулки пещеры. Нетвердой
походкой он доплелся до зеркальца от автомобиля, прикрепленного
над туалетным столиком. Тут он с удивлением поймал себя на том,
что стал на задние лапы, но еще больше был поражен, когда
увидел свое отражение: из круглого зеркальца его разглядывала
чудная, бледноватая, лишенная шерсти физиономия, где только
красивые рубиновые глаза напоминали о его прежнем облике. Издав
нечленораздельный крик, он оглядел себя и понял, почему его
пронизывает холод. Пушистая черная шкура исчезла, и перед ним
находилось неуклюжее существо -- точь-в-точь один из тех
мужчин, над неловкостью которых в любовных делах он обычно
подсмеивался.
Надо было действовать без промедления. Дени кинулся к
чемодану, набитому всевозможными тряпками, подобранными после
аварий. Природное чутье побудило его выбрать элегантный серый
костюм в белую полоску, к которому он подобрал однотонную
рубашку цвета розового дерева и бордовый галстук. Как только он
оделся, не переставая удивляться непривычному вертикальному
положению, то почувствовал себя лучше и перестал лязгать
зубами. И тогда юго растерянный взгляд упал на кучки черной
шерсти вокруг его ложа, и он оплакал свой исчезнувший облик.
Однако чудовищным усилием воли он овладел собой и
попытался разобраться в происходящем. Из книг он почерпнул
немало знаний, и дело представлялось ясным: Сиамский Маг был
волк-оборотень, а он, Дени, укушенный этим зверем, только что,
в свою очередь, превратился в человека.
При мысли о том, что ему предстоит жить в неведомом мире
поначалу его охватил страх. Человек среди людей -- какие только
опасности не подстерегали его! Воспоминание о той бесплодной
борьбе, которую денно и нощно вели между собой шоферы и которая
казалась Дени символичной, позволило ему предугадать ожидавшее
его ужасное существование. Но волей-неволей с ним приходилось
смириться. Потом он подумал: превращение, произошедшее с ним,
судя по описаниям,-- если книги ничего не лгут,-- будет
недолгим. Так почему бы этим не воспользоваться и не наведаться
в города? Тут, надо признаться, некоторые сценки, мельком
виденные в лесу, пришли волку на ум, не вызвав прежней реакции;
он, к своему удивлению, облизнулся, и это позволило ему
удостовериться в том, что кончик языка у него, несмотря ни на
что, такой же острый, как и раньше. Он подошел поближе к
зеркальцу и осмотрел себя более пристально. Черты лица не
показались ему столь неприятными, как он предполагал. Открыв
рот, он убедится, что нёбо его все такого же красивого черного
цвета и что он мог по-прежнему шевелить ушами, пожалуй, чуточку
длинноватыми и волосатыми. Однако удлиненный овал лица, матовая
кожа и белые зубы, по всей видимости, позволят ему занять
достойное место среди людей, которых ему уже случалось видеть.
Впрочем, оставалось лишь извлечь выгоду из неминуемого и
приобрести полезный опыт. Предосторожности ради он все-таки
поискал перед уходом темные очки, с помощью которых
намеревался, в случае необходимости, потушить красноватый
отблеск своих буркал. Он также захватил плащ, повесил его на
руку и уверенным шагом направился к двери. Несколько мгновений
спустя, с чемоданчиком в руке, втягивая носом утренний воздух,
казавшийся странным образом лишенным запахов, он очутился на
обочине и решительным жестом остановил первую попавшуюся
легковушку. Он выбрал направление на Париж, зная по
каждодневному опыту, что машины редко тормозят при подъеме и
гораздо охотнее при спуске, так как сила тяготения позволяет в
этом случае легко тронуться с места.
Изящная внешность Дени расположила в его пользу первого же
не слишком торопившегося водителя, и, удобно усевшись справа от
него, он стал широко раскрытыми, горящими любопытством глазами
смотреть на незнакомый огромный мир.
Через двадцать минут он уже вылез на площади Оперы. Погода
стояла ясная и прохладная, и уличное движение не выходило за
рамки приличий. Дени отважно ринулся по переходу на другую
сторону улицы и дошел по бульвару до отеля "Скриб", где заказал
номер с ванной и гостиной. Оставив чемоданчик у коридорного, ой
тотчас же вышел купить велосипед.
Утро прошло как сон; восхищенный Дени не знал, куда
направить лыжи; он явственно ощущал в глубине своего "Я" тайное
желание разыскать какого-нибудь волка и укусить его, но
понимал, что найти жертву будет не так-то просто, и не хотел
поддаваться влиянию чернокнижников. Он не сомневался, что, если
повезет, ему удастся подобраться к зверям из зоопарка, но
оставил эту возможность про запас, когда станет совсем
невмоготу. Новенький велосипед привлек все его внимание. Эта
никелированная штуковина зачаровала его и к тому же могла
пригодиться для возвращения в пещеру.
В полдень Дени поставил свой велосипед перед отелем.
Швейцар не без удивления посмотрел на него, но элегантность
Дени и, в особенности, глаза с рубиновым блеском, казалось,
отбивали у людей охоту делать ему какие-нибудь замечания. С
легким сердцем он отправился на поиски ресторана. Он выбрал с
виду приличный и малолюдный; скопление народа все еще немного
смущало его, и он побаивался, что, несмотря на его общую
культуру, на манерах его лежит легкий отпечаток провинциализма.
Он выбрал столик в сторонке от других посетителей и попросил
побыстрее его обслужить.
Но он не предполагал, что в таком тихом с виду месте
именно в тот день должно было состояться ежемесячное собрание
любителей голавля по-рамболитански, и Дени, посреди трапезы,
узрел неожиданную процессию респектабельных розовощеких и
веселых мужчин, которые тут же заняли семь столиков, накрытых
на четыре персоны. При этом внезапном наплыве посетителей Дени
нахмурил брови; как он и ожидал, к его столику учтиво
приблизился метрдотель.
-- Прошу меня извинить, месье,-сказал этот гладко выбритый
и вальяжный мужчина,-- но не были бы вы столь любезны разделить
ваш столик с девушкой?
Дени мельком взглянул на соплячку и вернул брови в
изначальное положение.
-- Сочту за честь,-- сказал он, привставая. -- Благодарю,
месье,-- пропищала девчонка музыкальным голоском. Выражаясь
точнее, голосом музыкальной пилы.
-- Если вы благодарите меня,-- продолжал Дени,-- то что же
остается делать мне? -- Подразумевалось: как же мне благодарить
вас.
-- Это удар судьбы,-- изрекла красотка. И она сразу же
выронила сумочку, которую Дени подхватил на лету.
-- Ах,-- воскликнула она.-- У вас замечательная реакция!
-- О да,-- подтвердил Дени.
--- И глаза у вас странные,-добавила девушка спустя пять
минут.-- Сразу вспоминаешь о... о... -- О! -- воскликнул Дени.
-- О гранатах,-- заключила она.
--Что поделать, война,-сказал Дени. -- Не понимаю вас...
-- Я полагал,-- уточнил Дени,-- что вам придут на ум
рубины, но так как вы вспомнили всего лишь о гранатах, то я
объяснил это теми ограничениями в потреблении, которые
неизбежно влечет за собой война через отношение причины и
следствия.
-- Вы окончили Высшую школу политических наук? --
поинтересовалась черноволосая телка.
-- Чтобы никогда больше не возвращаться к этим наукам.
-- А вы парень что надо,-- не к месту вставила девица,
которая, между нами говоря, всякий раз притворялась
девственницей.
-- Я с удовольствием отвечу вам тем же, только употреблю
существительное женского рода,-- отпустил комплимент Дени.
Они вместе вышли из ресторана, и плутовка поведала волку
человеку, что занимает в двух шагах отсюда замечательную
комнатку в гостинице Башли-Выжималка.
-- Хотите взглянуть на мою коллекцию японских этикеток? --
просюсюкала она на ухо Дени.
-- Удобно ли? -- осведомился Дени.-- Ваш муж, брат или
кто-нибудь из ваших не станет нервничать?
-- Я, можно сказать, сирота,-- всхлипнула малышка и
сделала вид, будто смахивает слезинку кончиком точеного
указательного пальца.
-- Как это прискорбно! -- вежливо обронил ее элегантный
спутник.
Входя следом за ней в отель, он заметил, что там по
непонятной причине не оказалось швейцара и что обилие красного
потертого плюша сильно отличало это место от его, Дени,
гостиницы, однако, поднимаясь по лестнице, он узрел чулки и --
чуть выше, по соседству,-- голые ляжки красотки, которой
позволил, желая просветиться, опередить себя на шесть ступенек.
Просветившись, он ускорил шаг.
Мысль, что ему предстоит блудить с женщиной, немного
смущала его поначалу, но, вспомнив о лесе Фос-Репоз, он
постарался забыть о комической стороне дела и вскоре нашел в
себе силы на практике применить знания, приобретенные
наблюдением. Красотка притворно вопила от наслаждения, и
наивный Дени не почувствовал искусственности ее заверений, что
она на седьмом небе.
Он еще пребывал в каком-то полусознательном состоянии, не
сравнимом со всем тем, что испытал до сих пор, когда услышал
бой часов. И, "в сердце с отравой", почти как у Верлена,
привстал и застыл в тупом изумлении, глядя на то, как его
подружка -- попкой кверху, простите за выражение -- проворно
шарила в кармане его пиджака.
-- Вы хотите мое фото? -- спросил он вдруг, полагая, что
догадался.
Он почувствовал себя польщенным, но по тому, как дернулись
подружкины полушария, понял ошибочность своего предположения.
-- Гм... да, дорогой,-сказала та, не зная толком,
издевается он или нет.
Дени насупился. Он встал и проверил содержимое бумажника.
-- Выходит, вы одна из тех бабенок, о чьих гнусностях можно
прочесть в сочинениях господина Мориака! -- заключил Дени.-- В
некотором роде -- шлюха.
Она собралась было ответить, да еще как, сказать, что
плевать она на него хотела, хрен ему в пятку, и что она не
ложится с такими фраерами ради удовольствия, однако от зловещей
вспышки в глазах очеловеченного волка язык у нее прилип к
гортани. Зрачки Дени испустили два тонких огненных снопа,
которые впились в глазные яблоки брюнетки и повергли ее в
странное смятение.
-- Извольте одеться -- и катитесь отсюда
подобру-поздорову! -- посоветовал Дени.
Ему вдруг пришла мысль завыть для вящего эффекта. Никогда
раньше он не испытывал такого искушения, но, несмотря на свою
неопытность, вой он издал поистине жуткий.
Охваченная ужасом девица, ни слова не говоря, оделась в
мгновение ока. Оставшись один, Дени рассмеялся. Он испытывал
какое-то порочное, довольно волнующее чувство. -- Мстительное
чувство,-- предположил он вслух. Он навел порядок в одежде,
помыл то, что нужно, и вышел. Уже стемнело, и феерически
сверкали огни бульвара.
Едва он сделал несколько шагов, как к нему подошли три
субъекта. Они были одеты несколько броско: на них были слишком
светлые костюмы, слишком новые шляпы и слишком хорошо
начищенные ботинки. Троица окружила Дени.
-- Пойдем поговорим? -- сказал самый худосочный из трех,
смуглый мужчина с аккуратными усиками. -- О чем же? -- удивился
Дени.
-- Не придуривайся,-- отчеканил другой, красномордый, с
квадратными плечами.
-- Зайдем-ка сюда...-- предложил смуглый, когда они
проходили мимо бара.
Дени вошел не без любопытства. Приключение пока еще
казалось ему занятным.
-- Вы хотите сыграть в карты? -- осведомился он у трех
приятелей.
-- Спутаешь наши карты, и твоя харя -- бита,-- загадочно
ответил красномордый. Он выглядел разгневанным.
-- Вот что, дорогой,-- сказал смуглый,-- только что
поступили не очень-то красиво с одной девушкой.
Дени расхохотался.
-- Он еще насмехается, этот педик! -- бросил
красномордый.-- Скоро ему будет не до смеху.
-- Дело в том,-- продолжал смуглый,-- что мы имеем
кое-какое отношение к этой девочке.
Тут Дени осенило. -- Понял,-- сказал он,-- вы -- сутенеры.
Все трое вскочили на ноги.
-- Не нарывайся -- хуже будет! -- проговорил красномордый.
Дени поглядел на них волком.
-- Кажется, я сейчас рассержусь,-- спокойно сказал он,--
это со мной впервые, но я узнаю это ощущение. Я о нем читал.
Тройка, по-видимому, была сбита с толку. -- Думаешь, ты нас
очень напугал, болван,-- сказал красномордый.
Третий был неразговорчив. Он сжал кулак и размахнулся,
нацелясь в подбородок Дени, но тот увернулся, поймал парня за
запястье и сжал его. Кость затрещала.
Бутылка приголовилась на череп Дени; он моргнул и
попятился.
-- Сейчас ты у нас попрыгаешь! -- сказал смуглый. Бар
опустел. Дени перемахнул через стол и красномордого. Тот
ошеломленно разинул рот, но все же успел вцепиться в замшевый
башмак бирюка из леса Фос-Репоз.
Произошла короткая схватка, по окончании которой Дени
поглядел на себя в зеркало. Ворот был разодран; щеку бороздила
глубокая царапина, а под глазом засветился фонарь цвета индиго.
Дени проворно запихал три бесчувственных тела под скамейки.
Сердце у него выскакивало из груди. Он немного привел себя в
порядок. И вдруг его взгляд упал на стенные часы. Одиннадцать.
-- Черт возьми! Пора сматывать удочки! -- подумал он. Он
поспешно надел темные очки и опрометью бросился в гостиницу.
Душа его была переполнена ненавистью, но чувство не помрачило
разум.
Он расплатился за номер, взял чемоданчик, вскочил на
велосипед и стартовал, как заправский велогонщик. Он подъезжал
к мосту Сен-Клу, когда его остановил полицейский.
-- У вас что, фонаря нет? -- сказал этот ничем не
примечательный человек.
-- А что? -- переспросил Дени.-- Зачем он мне? Я и так все
вижу.
Вы-то видите,-- сказал полицейский,-- но нужно, чтобы
видели вас. А если авария? Что тогда?
-- А? -- сказал Дени.-- Да, в самом деле. Но как же он
включается?
-- Вы что, смеетесь? -- спросил страж порядка. --
Послушайте,-- взмолился Дени,-- я правда очень спешу. Мне
некогда смеяться.
-- А штраф заплатить не хотите? -- спросил мерзопакостный
фараон.
-- Ну и зануда же вы! -- ответил волк-велосипедист. -- Так
и запишем! -- сказал отвратительный топтун.-- Платите!
Он полез в карман за записной книжкой и шариковой ручкой и
на секунду опустил голову. -- Имя? -- спросил он, поднимая
голову. Затем засвистел в свою свистульку, так как увидел вдали
быстро удаляющийся велосипед Дени, бросившегося на штурм
склона.
Дени жал что есть мочи. Оторопевший асфальт дрогнул перед
столь яростным натиском. Склон Сен-Клу был взят за рекордное
время. Дени пересек часть города, которая тянется вдоль
Монтрету -- тонкий намек на наготу сатиров из парка Сен-Клу --
и свернул налево, в сторону Пон-Нуар и Виль д'Авре. Когда он
вынырнул из этого благородного города перед рестораном
Кабассюд, то заметил у себя за спиной какое-то движение. Он
подналег и стрелой влетел на лесную дорогу. Время поджимало.
Вдруг где-то вдалеке башенные часы пробили полночь.
С первым ударом часов Дени понял, что дело худо. Он уже с
трудом доставал до педалей, казалось, ноги укоротились.
Освещенный луной, он все еще по инерции мчался по каменистой
проселочной дороге, как вдруг заметил свою тень -- вытянутую
морду, уши торчком,-- и тут же шлепнулся, потому что волк на
велосипеде не обладает достаточной устойчивостью.
К счастью для него. Едва коснувшись земли, он кинулся в
чащу, и полицейский мотоцикл с лязгом врезался в рухнувший
велосипед. При этом мотоциклист наполовину оскопил себя,
вследствие чего острота его слуха снизилась на тридцать девять
процентов.
Не успел Дени сызнова обратиться в волка и затрусить по
направлению к логову, как подивился странному неистовству,
владевшему им, пока он был в человеческом обличье. У такого
добряка, такого тихони, как он, вдруг полетели ко всем чертям
все моральные устои и все благодушие. Мстительная ярость,
послужившая уроком для тех сутенеров с площади Ля Мадлен,--
один из коих, поспешим это подчеркнуть в оправдание остальным,
получал жалованье в полицейской префектуре, в отделе по борьбе
с наркотиками и проституцией,-- казалась ему одновременно
непостижимой и захватывающей. Он покачал головой. Что за
несчастье этот укус Сиамского Мага? Хорошо еще, подумал Дени,
что его тягостное превращение будет происходить только в дни
полнолуния. Но все-таки что-то от пережитого у него оставалось
-- и эта подспудная злость, эта жажда мести не давали ему
покоя.

@темы: книги