Печень, почки и другие внутренние органы хотят сердечно поблагодарить головной мозг за великодушно предоставленный 48-часовой перерыв в употреблении спиртных напитков и просят поставить какую-нибудь веселую песню
это было грандиозно. в театрально-критических кругах так не принято писать, поэтому в жж выкладывать это не стану. кому надо, поисковиком здесь найдет.
сегодня в практике давали читку пьесы вани вырыпаева "июль". читала его жена, полина агуреева. читала полтора часа такого текста, который с листа не очень всосешь, а тут - вслух. сначала запивала водой, а потом и вовсе стаканчик у нее убрали. во время самом страшной части
полина - гений. это стало понятно еще в "эйфории". скоро будет в кинотеатрах. маст си. заклинаю. и ваня гений. настоящий писатель без дураков
сюжет не хочется пересказывать. это история пожилого сумасшедшего, который наконец - под конец - увидел любовь. любовь перед смертью вообще ванин конек. "эйфория" о том же. что, когда любишь, все неважно. даже дети. поэтому молодым матерям лучше не влюбляться. подрастить ребенка и уже тогда. выпускать себя на свободу
дошло. "июль" - отечественный доктор лектер. герой из народа
вот и все. больше ничего не скажу. ходите. смотрите. через месяц где-то начнут показывать для всех
Какая связь между философией и самоубийством? Поведение людей редко определяется целиком философскими соображениями и философским миросозерцанием. Философские системы вряд ли способны помочь человеку, отогнать от него призрак Смерти. читать дальшеФилософия не обладает достаточно громким голосом в совете человеческих мотивов, где выносятся активные решения и планы. Тем не менее, анализируя самоубийство, мы найдем в нем момент, когда человек спрашивает себя: "Что такое эта жизнь? Что такое этот странный мир?" Этими словами он призывает философию. И философия, наличность которой он, быть может, и не предполагал у себя, быстро дает человеку свой решительный ответ. В каждом из нас в переплете сил, в хоре голосов занимает свое особое место и выработанное нашей мыслью миросозерцание, миропонимание. В моменты высшего напряжения мы обращаемся именно к нему. И оно говорит нам то решающее "да", то решающее "нет".
У самоубийства могут быть разные причины: биологические, психологические, социальные, какие угодно другие. Но, мне кажется, все эти причины сами по себе не могут привести к следствию, то есть к Смерти. Прежде всего, потому что нет Смерти вообще. Нет такого объективного феномена, объективной данности как Смерть. Нет Смерти самой по себе. Есть только личная Смерть кого-то конкретного. Вот этого живого существа, вот этого человека. Иными словами, Смерть есть, но это всегда только моя Смерть. Только я умираю. Мы ошибаемся, когда полагаем, что этот мир смертен, и все в нем - смертно. Это не так. Смертны только мы, люди. И то совсем не в том, привычном сейчас смысле. Смерть - это не исчезновение, не Ничто. Немецкий философ XX века М.Хайдеггер, видимо следуя древней эзотерической традиции, определял человека как "присутствие" (Dasein), обреченное рано или поздно обернуться отсутствием. Человек - присутствует, гостит, в этом его сущность, в этом его "человечность". Как и в том, что присутствие рано или поздно всегда вынуждено обернуться отсутствием в смысле отсутствия здесь и сейчас, на этой Земле, в этом мире, среди этих людей. Человек как присутствие не может исчезнуть, перестать присутствовать. Он лишь перестает присутствовать здесь и сейчас. Он отсутствует здесь, но в то же время неминуемо присутствует где-то в другом месте, потому что такова его сущность, такова диалектика присутствия. В этом смысле человек на самом деле бессмертен, вечен. И о таком бессмертии и такой вечности говорят все значительные духовные традиции человечества.
Но вернемся к самоубийству. Никакие причины не могут привести к следствию. Потому что такое следствие, которое предполагает получить самоубийца - это миф, это просто невозможно. Потому что человек никогда не сможет умереть. И никто не может уничтожить человека. Человек как присутствие бессмертен и вечен. На этом надо поставить точку.
Мне кажется, гораздо важнее разобраться в том, почему люди забыли о своей истинной сущности? Почему таким радикальным образом изменилось их миросозерцание, их философия, их этика, что стали возможными такие мифы как самоубийство? Почему люди стали бояться собственного бессмертия, собственной вечности? Зачем придумали такую Смерть, которая не имеет никакого отношения к истинному положению вещей во Вселенной? Что случилось? Вот главный вопрос.
Ответ на этот вопрос можно найти в любой значительной духовной традиции человечества. Другое дело, что сегодня мало кто знает даже о том, что эти традиции существуют, не говоря уж о понимании их сути. Зато почти каждый точно знает курс основных валют и график работы модных ночных клубов. Знание первого дает нам истинное бессмертие и открывает перед нами вечность. Знание второго - дает нам страх и Смерть, эту старуху с косой, претендующую на то, чтобы уничтожить человека.
Итак, ответом на прозвучавшие вопросы может являться традиционное знание о циклическом развитии Вселенной. Например, индуистская доктрина учит, что человеческий цикл, называемый Манвантарой, делится на 4 периода в течение которых истинная изначальная духовность, осознание своей вечности и своей живой непосредственной связи с Богом постепенно затемняется. Эти 4 периода Манвантары называются Югами. Человечество последовательно проходит Крита-Югу (или Сатья-Югу), Трета-Югу, Двапара-Югу и Кали-Югу. Эти же самые периоды древние духовные традиции Запада называли соответственно Золотым, Серебряным, Бронзовым и Железным веками. В настоящее время человечество находится в самом конце 4-го века, Кали-Юги, "Железного, Темного века", который начался братоубийственной битвой на поле Куру. Описанию этой битвы посвящены многие разделы древнеиндийского эпоса Махабхарата. Причем, согласно индуистскому же учению, мы пребываем в нем уже 6 тысяч лет и несколько столетий, то есть со времен, гораздо более древних, чем те, которые известны так называемой "классической истории".
И в индуистском ("восточном") знании о четырех Югах, и в античном греко-латинском ("западном") знании о четырех веках каждый последующий период отмечен деградацией и инволюцией относительно предыдущего. То есть логика развития здесь прямо противоположна современной идее "прогресса". Любое циклическое развитие, будучи по определению удалением от Бога, предполагает упадок, регресс, инволюцию. Именно таков истинный смысл концепции "грехопадения" и "изгнания из Рая" в иудео-христианской традиции.
Постепенно изменяется миросозерцание, миропонимание, философия человечества. Истины, ранее доступные всем, становятся сокрытыми и недосягаемыми. Число тех, кто ими владеет, со временем уменьшается, и хотя сокровища нечеловеческой предвечной мудрости никогда не могут быть утрачены окончательно, они окружают себя непроницаемым покрывалом, таящим их от человеческих глаз и затрудняющим к ним доступ. Именно по этой причине повсюду, хотя и в разных формах, мы встречаемся с одной и той же мучительной проблемой: нечто оказалось утраченным, нечто очень важное для каждого из нас, нечто такое, что предстоит теперь своими силами отыскать заново. Но в то же время традиции утверждают, что сокрытое вновь станет видимым в конце цикла, который, в силу непрерывности, связывающей между собой все вещи, одновременно окажется и началом нового цикла, а значит и нового "Золотого века".
В психологии и этике человечества тоже происходят принципиальные изменения. Эгоизм, который раньше присутствовал в неразвитой форме, теперь занимает господствующее положение во внутренней жизни индивидов. Прямое переживание Бога, которое люди древности имели во время мистерий, заменяется сегодня "религиозными учениями", "сектанством", "теологией". Эго стало узурпатором человека, а жизнь превратилась в гонку за властью и удовольствиями.
В век Кали-Юги, то есть в то время, в которое мы сейчас живем, никто более не занимает места, положенного ему в соответствии с его внутренней природой. В современном мире отсутствует кастовая система. Каста в традиционном понимании этого термина есть не что иное, как выражение глубинной индивидуальности человека со всем набором его особых предрасположенностей, предопределяющих каждого к выполнению тех или иных обязанностей космического порядка. Но как только выполнение этих обязанностей перестает подчиняться строго установленным правилам, основанным на индивидуальной природе человека, неизбежным следствием оказывается такое положение вещей, когда каждый вынужден делать лишь ту работу, которую ему удалось получить или за которую платят деньги. И потому вдруг разом все люди стали одинаковы, взаимозаменяемы, равны. Отрицание различия внутренней природы людей было возведено в принцип под именем "равенство". Не составляет никакого труда доказать, что равенство вообще невозможно, и что его нигде не существует. Гораздо труднее продемонстрировать различные последствия этой абсурдной идеи "равенства", во имя которой людям пытаются навязать полное единообразие во всем, в частности, через всеобщее и одинаковое для всех образование. В настоящее время случаи, когда человек выполняет свойственные его внутренней природе функции, являются исключительными, тогда как в нормальной ситуации исключительным должно являться прямо противоположное.
Традиционное знание о циклическом развитии Вселенной делает понятным многое, если не все происходящее сегодня с человеком. Сегодняшние проблемы, беды и горести, плохое и хорошее - это следствие универсального космического Закона Мироздания. Все это происходит потому, что должно произойти, потому что не может не произойти. Поэтому отчасти тот, кто творит сегодня зло, кто убивает себя или другого оправдан. Но это поистине жалкое оправдание. Потому что в век Кали человека никто не заставляет быть эгоистичным, недальновидным, пошлым и злобным созданьем. Точно так же как и во времена "Золотого века" человека никто не заставлял быть воплощением Света и Добра на этой Земле. Меняются условия, человек же всегда остается тем, что он есть - присутствием. В первом случае условия, для того чтобы быть настоящим человеком очень плохие, во втором - очень хорошие. В первом случае воплощать свою бессмертную вечную сущность очень тяжело, во втором - очень легко. Но все равно все в конечном итоге зависит только от выбора самого человека, от того, как он решит прожить свою жизнь, во что вложит он свою силу.
В терминах христианской традиции этот аспект можно выразить так: "В каких бы условиях ты ни оказался, познай самого себя и неси крест, который тебе уготовлен Господом" Важным моментом является здесь принцип принятия ответственности за свою жизнь на самого себя. Полная реализация этого принципа превращает человека из пассивной жертвы условий и обстоятельств в активную фигуру мирового строительства. Такой человек становится соучастником творения Мира. Он живет и действует вместе с Богом и становится Его полноправным сыном.
Как сегодня познать самого себя? Надо всего лишь найти смелость всмотреться в окружающий мир как в зеркало. Принцип зеркала является мощнейшей техникой для решения задачи понимания самого себя. Если мы сможем воспринять происходящее в мире как результат самоотражения в зеркале, то сразу станет понятной и взаимозависимость всех явлений и путь совершенствования всего мира через самосовершенствование каждого отдельного человека.
В заключении я хочу привести слова из книги "Кризис современного мира" французского исследователя-традиционалиста Р. Генона: "Современная цивилизация, равно как и все остальные вещи, имеет причину для своего существования, и в перспективе положения дел, характерного для конца цикла, можно сказать, что она является именно тем, чем она и должна быть, и что она возникла в предназначенный для нее срок и на отведенной ей территории. Однако все это не отменяет того факта, что судить ее следует в соответствии со словами Евангелия: "Извращение должно прийти в мир, но горе тем, через кого оно придет".
Миф о медвежьем тотемизме у удмуртов и данные археологии.
Медведь – один из главных героев в художественном творчестве Прикамья. Его изображения впервые встречаются среди неолитических рисунков Писаного камня на реке Вишере и присутствуют в финно-угорском искусстве на протяжении почти шести тысячелетий.
читать дальше На наш взгляд, наиболее ярко образ этого зверя воплощён в бронзолитейной костюмной гарнитуре Прикамья в изделиях широко известного Пермского звериного стиля. Основная масса изделий художественной металлопластики Прикамья отнесена многими учёными к ломоватовской культуре (V–IX вв., верхнее Прикамье) (Спицын А.А., Голдина Р.Д., Оборин В.А., Оятева Е.И.)
Существует несколько типов изображения этого зверя и композиций с ним. Самый распространённый и канонический – медведь в так называемой жертвенной позе (голова анфас между лапами). Медведь в этом виде встречается на подвесках, накладках, застёжках, наконечниках ремней, подвесках-ложках и некоторых других элементах костюма
Происхождение изделий с изображением медведя в жертвенной позе вызывают полемику в кругах исследователей. К примеру, Оборин В.А., Шмидт А.В., Мельничук А.Ф., Лепихин А.Н. считали родиной сюжета Прикамье. Чемякин Ю.П., Ширин Ю.В., Белавин А.М. настаивают на зауральском происхождении образа. Збруева А.В., Максимов Е.К., Корепанов К.И. выводят корни его из контактов с кочевниками.
О сложности образа медведя говорит многозначность его трактовок которая проявляется в различных культурных прочтениях. Несомненно лишь одно- образ медведя имел отношение к разнообразным сферам жизнедеятельности человека и занимал в них важное место. Общепризнанным на сегодняшний день является мнение, что это и привело к сложению медвежьего культа, куда входят тема зверя с точки зрения охотничьей магии, тема предка-тотема, тема возрождения и смерти (магия плодородия) и тема строения мироздания, как основа этиологических и космогонических мифов.
Обобщая археологический материал, исследователи отмечают, что наиболее часто встречаемое воплощение образа медведя в бронзовом литье –медведь в жертвенной позе, не только медведь-жертва, не сложенная особым образом шкура на празднике, а изображение сакрального зверя, часто в своём жилище, ибо арочная форма многих металлических подвесок, накладок и наконечников ремней интерпруется, как стилизованное изображение берлоги, откуда добыли разбуженного от зимней спячки медведя. Некоторыми исследователями этот арочный свод, встречаемый во многих изделиях звериного стиля трактуется как небесный. Поэтому медведя относят к героям космогонических мифов, обосновывая это как археологическими, так и этнографическими аналогиями.
Итак, наши предшественники, объясняют появление в археологическом материале предметов с изображениями медведя тем, что для тех, кто изготовил и использовал эти изображения
-Медведь был сакральным (тотемным?) животным .
-Медведь был объектом промысла и промыслового культа.
Функциональное назначение изображений медведя трактуются следующим образом:
1. Это были символы этносоциальных единиц: рода, фратрии, племени.
2.Предметы магии.
3.Предметы поклонения-фетиши.
4.Украшения [1, с.182].
Нам представляется, что такая концептуальная трактовка образа медведя выглядит несколько упрощено. Кроме того, используемый ныне подход является скорее искусствоведческим и мало что даёт для понимания исторических реалий бытия субъектов, которые изготовляли и каким-то образом использовали изображения медведя.
Конечно, заманчиво объяснять наличие медвежьего (промыслового) культа особой ролью этого животного в жизни народа. Однако, общеизвестно, например, что у хантов практически нет земледелия, но развито рыболовство. Однако, промыслового культа (или тотема) рыбы, нет, хотя рыба занимает ключевые позиции в структуре питания. Вместе с тем, у них до недавнего времени был отмечен культ медведя и медвежьи праздники. Но может быть, медведь здесь выступает не как покровитель и объект промыслового культа, а как вредитель, с которым надо договариваться, и задабривать его, даже мёртвого? Ведь конкурируя с человеком за пищевой ресурс медведь может ограбить рыболовные ловушки, задрать домашних животных или броситься на человека. Подобное двойственное отношение к этому животному отмечается уже первыми представителями науки о первобытном обществе. Ещё ”североамериканские индейцы, убив медведя, ставили стоймя его голову, раскрашенную различными красками, предлагали ей дары и приветствия, и в то же самое время упитывались мясом своей жертвы”[2, с.402]. С другой стороны, мы не должны забывать, что тотемизм является скорее социальным институтом, а не просто системой религиозных представлений, предметов и действий. Поэтому, там, где речь заходит о тотемизме, бытование экзогамных тотемных кланов (родов, или иных брачных групп) является предметом отдельного рассмотрения и доказывания.
Несомненно, известные на сегодня археологические артефакты являются источником данных об эстетических предпочтениях того или иного народа. А могут ли они дать информацию и о мифологической структуре? Попробуем порассуждать об этом, обратившись к материалам Поломско-Чепецкой археологической культуры, памятники которой расположены на севере Удмуртии.
Почему именно эта культура привлекает наше внимание?
По общему мнению, для данного региона это последняя по времени археологическая культура, которая оставила городища, селища, обширные могильники. Однако, по неясным пока причинам в XII-XIII(?) веке названные объекты прекращают своё существование, и в корпусе археологических источников появляется пробел. Приблизительно 300-400 лет спустя удмурты (вотяки, отяки, воть) живущие в тех же местах “появляются” в письменных источниках. Тем не менее, на сегодня общепризнано, что носители Поломско-Чепецкой археологической культуры являются непосредственными предками удмуртского народа.
Нам представляется очевидным, что в культуре удмуртов нового времени прямых материальных или ментальных свидетельств того или иного медвежьего культа нет. Обратившись к источникам XIX века увидим, что этот зверь выступает в качестве образа, с которым сравнивают неловкого плясуна; “Молодой медвежонок будет плясать и скакать”[3, с.103] Он является объектом загадок:
“Медведь и волк друг на друга смотрят <печка и окно>”[3, с. 97]
“На избе пляшет медведь <дым над крышей>” [3, с. 117]
“На хорошего мерина не отважишься сесть” [3, с. 118].
Он же является персонажем сказок, в которых терпит поражение от кота домашнего средней пушистости [3, с. 123].
Н.Г.Первухин опубликовал удмуртские сказки, в которых медведь упоминается 17 раз (столько же раз в них фигурируют волк, заяц, кошка, лиса и козёл вместе взятые). Знакомство с сюжетами сказок показывает, что у рассказчика никакого уважения к медведю нет. Медведь присутствует в дискурсе скорее как простодушный недотёпа и мелкий пакостник, нежели покровитель или опасный враг- в одной из сказок он, правда, изнасиловал бабу, которая упала к нему в берлогу, но есть её не стал. Он пьёт кумышку (удмуртский национальный самогон), позволяет мужику себя связать или даже оседлать. В нескольких сказках он падает с дерева, расшибаясь насмерть, а удмурт сдирает с него шкуру и обогащается на её продаже [4, с.19-83].
И.Васильев приводит рассказ о том, как некая удмуртская женщина подтирала себе зад блинами, и за это бог превратил её в медведя [5, с.11].
Г Е.Верещагин в “предании о медвежьем культе” сообщает, что “ Если вор похищал у кого деньги, потерпевший приносил в сой дом медвежью голову, которая на этот случай имелась в деревне всегда и хранилась у кого-нибудь из домохозяев.” Считалось, что медвежья голова и выставленное угощение могут приманить из леса живого медведя, который найдёт вора и распорет ему живот [6, с.24]. Он же приводит космогонический миф о том, что “Когда на земле ещё не было человека, Инмар спустил сверху двух человек. Один из них не стал слушаться Инмара, и Инмар сделал его медведем (медведей тогда ещё не было). Человек с медведем жили сначала дружно, называя друг друга братьями…”[6, с. 29].
Видимо с расчётом на суеверный страх удмуртов перед медведем, следственные органы применяли к ним так называемую “медвежью присягу” в качестве меры психологического давления во время широко известного Мултанского дела в 1892 году [7, с.13]. Исследователи начала XX века сообщают, что среди удмуртов бытовало мужское имя Гондыр (Медведь), а имянаречение было возможно по названию воршуда (родового имени) отца или матери ребёнка, однако, не упоминают о существовании рода с таким названием [8, с.68]. Этот же зверь упоминался в защитительном проклятии: беременная удмуртка отвечает любопытствующим о её будущем ребёнке: “В рот тебе кошачьи яйца, да пусть тебя медведь изнасилует…”[8, с.27].
Характерны удмуртские пословицы того периода: “Волк с медведем не уживутся”[9, с.52] и “Татарин-волк, русский-медведь, а вотяк-рябчик” [9, с. 59].
Т.К.Борисов приводит следующий перевод текста удмуртской свадебной песни “Из двух лошадей одну мне продайте, Мы не медведи: не съедим. Будьте ближе к нам ”[10, с.4]. Современные исследователи говорят о существовании патронимии Гондыр среди жителей дер. Сюрногурт Дебёсского района Удмуртии [11].
Конечно, многие названия удмуртских воршудов (родов?) сопоставимы с названиями животных. Но был ли медведь тотемом или фетишем (предков) удмуртов? Обращение к перечню воршудов не проясняет вопроса- у удмуртов нет воршудов по названию волка, медведя, лося, бобра, лошади или коровы. В то время, как, например, для американских индейцев медведь и волк едва ли не самые частые наименования родов [12].
Надо сказать, что к сегодняшнему дню вопрос о медвежьем культе у предков удмуртов, кажется, ещё не становился предметом специального исследования. В то же самое время эта тема весьма плодотворно используется творцами современных мифов и составляет антураж приключенческих романов герои которых поклоняются медведю, как покровителю рода Гондыр, и помещают в свой молитвенный шалаш его раскрашенные керамические фигурки по описанию поразительно напоминающие дымковскую игрушку [13].
А какие материальные (археологические) следы оставляет фетишизм и тотемизм?
Прямые аналогии с этнографией тут вряд ли сработают- североамериканские индейцы при всём желании не могли оставить нам образцов бронзовой пластики вследствие неразвитости или отсутствия у них металлургического производства. Однако, исследователям известны во множестве их так называемые тотемные столбы из дерева. С другой стороны, среди находок рассматриваемой нами археологической культуры обнаружение деревянной пластики весьма маловероятно. Да и упомянутый медвежий праздник, там где он имеет место быть, после своего завершения по-видимому, не оставляет в грунте следов деятельности, которые могут быть зафиксированы археологами.
“Чтобы познать объект археологии, необходимо по отношению к нему совершить мысленную научную деятельность, адекватную той, что аккумулирована в объекте”[14, c.6].
Иначе говоря, создать процессуальную модель когнитивной и хозяйственной деятельности исторического субъекта.
Совместимы ли тотемизм (и родовые культы) с производящим хозяйством? Отметим несколько исходных условий. Если сближать тотемное имя с воршудом (часто переводится как “хранитель счастья”), то в наименовании последних нет названий промысловых или домашних животных.
В зооморфной пластике Поломско-Чепецкой культуры изображения лосей и оленей встречаются, а бобра- нет. Вместе с тем, считается, что добываемые в наших краях шкурки и бобровая струя были важнейшим предметом товарообмена в эпоху средневековья [15].
Изображения лошади в зооморфной пластике финно-угров мы видим во множестве, а коровы- нет, хотя её роль в хозяйстве значительна. Следовательно, сами по себе изображения медведя (равно, как и другого животного) нельзя рассматривать в качестве свидетельства поклонения этому животному, как тотему или фетишу.
М.Г.Атаманов полагает, что во многих случаях топонимы совпадают (или связаны) с местами расселения носителей одноимённого воршуда (членов рода). Он приводит в схеме расселения воршудов три деревни: Большой, Малый и Средний Гондыр в Пермской области, но среди народа их населяющего нет памяти о бывшем когда-то воршуде с таким именем [16, c.100]. Вообще, пока что толкованию поддаётся этимология лишь около половины воршудных имён [16, с. 42]. Что же касается медведя, то произношение его открытого наименования могло быть табуировано, и смысл термина, которым он назывался мог быть утрачен со временем. Видимо, можно сделать такое предположение и относительно некоторых других животных. Кроме того, этнографам не удалось зафиксировать зависимость между принадлежностью к определённому воршуду (роду) и составом сакральных предметов в воршудном коробе, который хранился в родовом молитвенном шалаше- перьев, шкурок, сушёных рыбок и т.д. (см. об этом подробнее: [17]. Следовательно, нельзя утверждать, по крайней мере, относительно к новому времени, что принадлежность к тому или иному воршуду предписывала жертвовать определённых животных, или, напротив охота на животного-покровителя рода была табуирована.
Видимо, для того, чтобы обнаружить возможное наличие корреляции явлений материальной культуры (изображения медведя) и духовной культуры (представления о медведе) необходим некий нетривиальный подход. Попробуем выяснить, есть ли корреляция между распространением медвежьего сюжета и значением этого животного в структуре питания населения?
Исследованием остеологического материала городища Иднакар (по результатам полевых сезонов 1989-1991гг.) установлено, что обнаруженные там костные останки бурого медведя принадлежат 12 особям. Там же найдены остатки всего 11 зайцев, 12 белок, 12 куниц, 127 бобров [18, c.143], [19,c.148-149].
Разумеется столь малое количество идентифицированных костей мелких животных можно объяснить потерями костных остатков в культурном слое памятника- некрупные кости из кухонных отбросов могли дочиста сгрызаться собаками и мелкими плотоядными животными. То есть, корректной, на наш взгляд будет оценка количеств особей из тех видов, которые могли дать сравнимые количества мяса и оставить после себя кости приблизительно равной величины, на сохранность которых влияли сходные факторы. Среди таковых полагаем считать кости крупного рогатого скота, оленя и лося. Воспользуемся таблицами из книги М.Г.Ивановой и сведём некоторые из приводимых ей данных в нашу таблицу.
Поля таблицы Внутренняя часть,
Раскоп 1974-1978г Внешняя часть,
раскоп 1989-1991г
Площадь раскопа= S S1=1215 кв.м. S2=2280 кв.м.
Датировка, века≈H 9-10-11-12 11-12
Костей медведя/
особей 15/11 15/12
Сев. олень, особей 23 37
Лось, особей 38 47
Бобр, особей 191 127
КРС, особей 126 123
Лошадь, особей 77 86
МРС, особей 38 37
Свинья, особей 4 7
Мы видим, что площадь второй выборки более чем в два раза превышает
раскоп 1974-1978 года. Вместе с тем, период формирования культурного слоя во внутренней части по меньшей мере вдвое более продолжителен. Принято считать, что мощность культурного слоя на поселениях пропорциональна объёму жизнедеятельности на площади, на которой он отложился.
Следовательно, логично полагать, что в обоих случаях речь идёт о приблизительно равных объёмах культурного слоя. (Ведь объём культурного слоя V есть произведение его мощности H на площадь S. Так как S1≈½S2, а ½H1≈H2, то S1•H1≈S2•H2 или V1≈V2)
Таким образом, из таблицы следует, что на протяжении истории городища удельный вес костей медведя в культурном слое оставался неизменным. Аналогичное заключение можно сделать относительно костных остатков лошади, коровы, и мелкого рогатого скота. Можно отметить пятидесятипроцентное уменьшение числа особей бобра с одновременным увеличением приблизительно в той же пропорции числа особей северного оленя. Отмеченные факты проще всего объяснить тем, что и зона хозяйственной деятельности (например, сенокосы и пастбища), и охотничьи угодья использовались с предельной отдачей.
Мы видим, что кости медведя попадали в кухонные отбросы, их не собирали для того, чтобы похоронить с почётом в анатомическом порядке, как это характерно для культа медведя. Во вторых, на протяжении веков массовая доля медвежьего мяса в структуре питания жителей данного населенного пункта была незначительной. Поэтому логично полагать, что хотя охота на медведя и не была табуирована (по меньшей мере, для части населения городища), но она была чрезвычайно редким эпизодом. В самом деле, если остатки каждого медведя принимать за свидетельство одной охоты, и если приводимые исследователями датировки верны, то получается, что на жизнь одного поколения обитателей вскрытой площади могла приходиться в среднем одна охота. О.Г.Богаткина, исследовавшая костные остатки по результатам раскопок на Иднакаре 1989-1991г. предполагает, что “охота на медведей, скорее всего, не была развита. Причинами могла быть малая плотность населения медведей на данной территории и небольшая потребность [sic!]
жителей городища в их мясных продуктах и шкурах. Немаловажной причиной могло быть и особое почитание медведей удмуртами. Кости медведей были представлены в основном метаподиями” [18, с.149].
Впрочем, по нашему мнению, добыча медведя могла быть, так сказать, и вынужденной мерой- его могли убивать в ходе защиты бортевых угодий, устанавливая полати на стволе дерева, срываясь с которых медведь падал на заострённые колья или расставляя так называемые башмаки – дупла с приманкой. Зверь засовывал в них лапу, а назад вынуть уже не мог, так как стенки ловушки были утыканы гвоздями с наклоном вовнутрь [20, c.76-77]. Этнографы XIX века описывали и такие применяемые удмуртами приспособления от медведей, как качели, с которых медведь срывался вниз на заострённые колья и ловчие лабазы с приманкой, из которых зверь не мог выбраться [21, c. 89]. Как нам кажется, применение всех этих калечащих орудий лова (в настоящее время законодательно запрещённых) вряд ли могло сочетаться с почитанием медведя.
Таким образом, рассмотренные нами этнографические свидетельства XIX века, а также археологические источники заставляют усомниться в возможности существования медвежьего культа у предков удмуртов. Следовательно, упомянутые нами мнения исследователей относительно бытования такого культа являются отражением их в достаточной степени мифологизированного сознания.
Тем не менее, затронутая нами тема, несомненно, будет предметом дальнейших исследований, возможно, с привлечением возможностей психологии, ибо гиперсексуальность мифологического образа медведя не может не броситься в глаза.
3. Гаврилов Б.Г. Произведения народной словесности, обряды и поверья вотяков Казанской и Вятской губерний.-Казань: Издание православного миссионерского общества, 1880.-190 с.
4. Первухин Н.Г. Эскизы преданий и быта инородцев Глазовского уезда. -Эскиз III: Следы языческой древности в образцах произведений устной на-родной поэзии вотяков. - Вятка, 1889, IV. -85 с.
5. Васильев И. Обозрение языческих обрядов, суеверий и верований вотяков Казанской и Вятской губернии. Казань, 1906.-88c.
16. Атаманов М.Г. Микроэтнонимы удмуртов.//Микроэтнонимы удмуртов и их отражение в топонимии.-Ижевск,1980.-С.3-117.
17. Зеленин Д.К. Что такое воршуд?//Микроэтнонимы удмуртов и их отражение в топонимике.-Ижевск,1980-С.118-132.
18. Богаткина О.Г. Археозоологические исследования материалов городища Иднакар.//Материалы исследований городища Иднакар IX-XIII вв.: Сборник статей.-Ижевск,1995.- С.141-159.
21. Никитина Г.А. Пчеловодство у удмуртов в конце XIX-начале XX века.//Хозяйство и материальная культура удмуртов в XIX-XX веках.-Ижевск, 1991.- C.87-98
Волколак (человековолк) - персонаж низшей демонологии, распространенный в мифологиях мира. Существует два типа волколаков. Первый - вождь-воин (Волх Всеславьевич, Всеслав-Чародей). читать дальшеВторой - жертва проклятия. Его жизнь - борьба между двумя сущностями, из которой он никогда не выходит победителем. Он - чужак в мире людей. По Б.Ф.Поршневу, образ "чужого" возникает в истории человечества раньше образов "я" и "мы". Чужие - представители Хаоса, где людские законы не имеют силы. Потому первоначально они - "нелюди". Пережитки этого отношения - образы "чуди"; людоедов-"джидовцев"; самоедов - каннибалов. Постепенно понятие "чужих" дифференцируется: это и "дивьи" люди, и язычники для христиан, и "варвары" для эллинов. Критерии "чуждости" обретают очертания. Такое ощущение уже менее мистично, а потому преодолимо. Возможно даже единение с чужим посредством дара. Но есть особый "чужой" - тот, кто живет в рамках твоей повседневности, но не вписывается в нее целиком. Это маргинал. Его метафорическое alter ego - волколак.
Волколак - "свой чужой", мешающий социуму стать "Эдемом". Известно, что при отсутствии "внешнего врага" виновника неудач ищут во "внутреннем". Вспомним афинского фармака. Фармак не принадлежал общине, т.к. не был гражданином. При этом его связь с группой считалась сакральной: иначе жертва не могла бы служить ее нуждам. Потому для этой цели были пригодны животное, раб, калека. "Свои чужие".
Первично осознание чужого как зверя. Недаром античные авторы пишут о людоедстве варваров. Но у "дивьих людей" перед "своим чужим" есть преимущества. Они живут в своих вотчинах. Их много. И, наконец, они стабильно "нелюди". Волколак же вынужден постоянно мимикрировать. Отсюда - отсутствие личности. Не случайно у него, как и у зверя, нет души. В сообществе он ино-роден. Белорусская сказка прямо отождествляет инородца с волком: "Бегал, бегал волк без приюта, надоело ему бегать, будто жиду без паспорта:". "Волком" называют наросты на дереве, "волчецом" - сорняки, "волчанкой" - болезнь, симптом которой - пятна на коже. Волчье - то враждебное, что внедряется в толщу нормального и паразитирует на нем. "Звериность" чужого оттеняет "нашу" человечность. Презрительное отношение к его генеалогии задает "комлекс полноценности" по поводу собственной. Откуда же страх перед ним?
Чужак - не просто волк. Он - демон, потустороннее существо. "Внутреннее, культурно освоенное пространство мыслится как земное ("свое" - земное, человеческое), а пространство чужого коллектива, "чужие земли" - как потусторонние. Отождествление враждебных, злых потусторонних сил и чужого этноса лингвистически выражается в семантике таких слов, как "inimicus" ( латинское "черт") или русского "враг" с тем же значением". Сама внешность чужого (например, черные волосы и глаза у татар и цыган) доказывает родство с дьяволом. Отсюда же распространенное у славян представление о том, что евреи обладают хвостиками.
Связь "черт - волк" обильно представлена христианской символикой. Одна из ипостасей дьявола - волк. В пантеоне славян он соотнесен с миром мертвых. По В.В.Иванову, связь волка с "нижним" миром прослеживается и в мифах алгонкинов, и в Эдде, и у восточных палеоазиатов. Волколак - это "черт-животное". Как и бес, и волк, он ночное существо. Оборачиваясь, он трансформирует не только себя, но и мир, делая его навьим. Кромешное преобразование мира - основная опасность, исходящая от чужого. Не потому ли в мифе "чужие" ведут себя так же ужасно, как обитатели потустороннего мира? Но волколак опасней псоглавых и идолищ поганых. Самое страшное в нем - сходство с человеком, знаменующее шаткость человека, который может обратиться в "нелюдь"; шаткость "этого света", могущего превратиться в "тот".
Тот, кто ведет себя вопреки устоям социума, отмечен знаком "того света". Показательна семантика слова "отпетый" по отношению к вору, разбойнику, убийце. Этимологически "отпетый" - покойник. Народное сознание приравнивает асоциальное к потустороннему; разбойника - к "живому мертвецу". На волколаке же - печать двойной девиантности. Он и преступник, и животное. Не случайно во многих языках индоевропейской группы "волк" означает "преступник" (др.-исл., хетт. и др.). Но между волком и "чужим" есть различие: волк не претендует на законность в мире людей. "Чужой" же, притворяясь человеком, совершает "волчьи" преступления. "На волка помолвка, а цыган (татарин) кобылу украл". Страшнее "нелюди" может быть только "чужак" - тот, кто обладая человечьей внешностью, не человек. Его мир "наоборотен": он житель ночи, его сопровождает "цыганское солнышко" - месяц. Его работа - не в накоплении и хранении, а в отъятии и трате.
Может ли волколак стать "своим"? Теоретически - да. Существуют средства его приобщения к миру: белая рубаха, колокола, хлеб, кровь. Но только теоретически. Ибо "жидъ крещоный, недругъ примиреный, да волкъ кормленый". Значит, вражда неминуема?
Напомним: отношение к волколаку неоднозначно. Оборотнической силой обладали вожди (колдуны, воины). Что вызывает почтение к ним? Свобода от норм. Она же делает необходимым и "своего чужого". У белорусов и украинцев во время засухи в колодец бросали горшок соседа-еврея: "чужое" могло вызвать дождь. В России лучшим укротителем пожаров считался цыган. Как правило, он был кузнецом, немец - лекарем, еврей - корчмарем. Чужой был необходим, т.к. обладал знаниями. При этом их природа вызывала подозрение. Владеющий тайной ремесла якшается с чертом ("Умудряет Бог слепца, а черт кузнеца"). Знание - форма антиповедения. Необходимость знания побуждала к наличию чужака в общине. Беззаконность знания - к тому, чтобы его место было маргинальным: не случайно кузница находилась в отдалении от домов и церкви.
Однако, знания, умения, социальная необходимость - не все, что требовалось от "чужого". "Свой чужой" был необходим как свидетельство Чудесного в повседневности. Сакрально обусловленное чудо не "Чудесно". Магический принцип воздействия на божество порождает детерминизм. Еще А.Бергсон писал о качестве намеренности, которым обладал мир в глазах человека архаики. Чудесным может быть только "чужое". Потому "чужой" - зверь, мертвец, черт - необходим в близости к "своему". Чудесное должно быть рядом - и оставаться чуждым: иначе оно уже не будет Чудесным. Ж.Ле Гофф выделяет две функции чудесного. Во-первых, "Чудесное - это противовес обыденности и размеренности повседневной жизни". В пример автор приводит творение "мира наизнанку". Волколак - иллюстрация "обо-ротности" (его кожа с изнанки является шкурой). Во-вторых, Чудесное указывает на разнообразие мира. Живым указанием на амодальность мира служит и Волколак.
Трансформация волколака - от великих к "своему чужому" - не исчерпывает возможностей этого образа. Их залог и в маргинальности волколака, и в полистилизме мира. В мире субкультурного и этнокультурного разнообразия чужое становится Иным и необходимым в своей Инаковости. Однако, здесь перед нами встает проблема совместимости Иного и Своего.
По мысли Ю.Лотмана, культура целенаправленно умножает механизмы, затрудняющие процесс передачи информации. Приятие неприемлемого - условие самовозрастания культуры. Для того, чтобы развиваться, культура должена будоражить себя Чудесным, изначально имеющим вид чудовищного. Но "на вершине культурной системы, видимо, необходимы тексты, которые в пределах данной культуры воспринимаются как абсолютные". Механизм самосохранения культуры требует вписываемости "нового" в то, что было "от века". И тогда на помощь приходят образы, совмещающие несовместимое. Условие их функциональности - древнее происхождение и налет сакральности. И не важно, что персонаж может быть отрицательным, как наш герой волколак. Сама древность сакрализирует сущность. Далее, этот персонаж должен быть внутренне противоречив, кентавричен. Это залог совмещения гетерогенных элементов, а значит, создания "поля приятия". Сам модус волколака предполагает обширность такого поля:
живой мертвец - бес - разбойник - зверь - ВОЛКОЛАК (свой чужой) - колдун - вождь - дивьи люди.
И наконец, он должен быть как можно более удивительным. Ибо в его "странность" должна вмещаться Ино-странность. Волколак обладает этим качеством более, чем другие герои мифов. Если образ соответствует этим характеристикам, он отвечает и своему предназначению - приятию "чужого" и трансформации в "свое". Это тем более актуально, чем более разнообразным становится мир и чем более проницаемыми - границы. Запредельность, оборотность, другой мир - и в понимании "потустороннего", и в понимании "дальних стран" - принимаются и впускаются в собственное бытие.
Съемки начались в конце июня 2005 г. трехдневной поездкой в Прованс — нужно было заснять цветущие лавандовые поля. Основная операторская работа пришлась на период между 12 июля и 16 октября 2005-го. Первые 15 дней съемочная группа провела в Мюнхене, снимая в интерьерах Bavaria Studios сцены с мастером-парфюмером Бальдини и его подмастерьем Гренуем, а также сцены в парфюмерной мастерской мадам Арнульфи. Оставшуюся часть фильма, включая парижский рыбный рынок и Грасс, город парфюмеров, снимали в Испании (в Барселоне, Фигересе и Жироне).
350 членов команды работали в течение 29 дней, превращая улицы и переулки Барселоны в парижские, включая парфюмерный магазин Пелиссье, где Гренуй впервые встретился с ароматами, заключенными в маленькие флакончики
тыквер - молодец. из бестселлера о запахах и убийствах он сделал размышление о природе популярности и путях, которыми проходит искатель личной харизмы. разговор идет о некрасивом парне без личности, но при таланте, который обходным путем решил собрать чары с лучших представителей человеческого рода. с женщин, конечно
необыкновенно и проникновенно хороша девушка, игравшая венди в питере пэне. и вроде бы даже работать лицом может. большое будущее (по крайней мере, в ближайшие годы)
отдельной нотой фильма идет город. точнее, города. я скажу только за барселону, но там есть еще и париж, и грасс
обязательно куплю фильм, раскапсую, и будете говорить - что где расположено